Ось земли
Шрифт:
– Но Вы обираете колхозы, выкачиваете все соки из промышленности.
– Наступает тридцать восьмой год, Арон. Если мы не сумеем вооружиться и укрепиться, то через два года нас покорят иностранные интервенты. И если это будут немцы, то твоя личная судьба сложится хуже, чем при товарище Сталине, не так ли?
– У Вас в руководстве активные идиоты. Благодаря тебе, Иосиф. Ты их всех набрал. Идиоты! Тебе не нужны честные и сильные единомышленники. Ты их боишься.
– Ты опять начинаешь задыхаться от своих дурацких мыслей. Смотри, не подохни здесь, в моем кабинете. Я не люблю падаль!
– Ответ достойный вождя! Признайся Иосиф, вчера душа твоя ликовала, когда Крупскую закапывали в землю. Наверное, ты волновался при первых убийствах,
– Не выводи меня из терпения, Арон! Или надеешься стать народным еврейским мучеником? Мученик Арон Сольц! Да тебя разотрут в порошок на Лубянке и никто даже этого не заметит.
– Ты уже растер меня в порошок, Коба. Я ведь искренне верил в революцию. Искренне отдавал ей последнее. И что я теперь имею? Я имею убедиться, что плодами любой революции пользуются негодяи.
И Ленин твой тоже был негодяем, потому что ничего дороже власти для него не было. Так чего он добился? Вставал на четвереньки перед смертью и тявкал по собачьи? К этому нужно стремиться? Ты, наверное, намерен подохнуть в глубокой старости в окружении плачущего народа. Не надейся. Твои царедворцы скоро дойдут до такой черты страха, что однажды ночью положат тебе подушку на морду и полным составом Политбюро сядут на нее жопами. Тебя обязательно удавят, но мне от этого не легче. Я, старый глупый еврей должен сам искать себе погибель от неправильно прожитой жизни. Будь я умный, я сидел бы сегодня в Америке и с омерзением читал бы газеты о твоих делах. Но я поверил в музу революции, о вей мне, вей! Если меня не убьют твои палачи, то я просто сойду с ума и умру под забором. Разве это лучше пули чекиста?
– Ты сойдешь с ума и умрешь под присмотром советских психиатров.
– Спасибо Тебе, Солнце Планеты, за это обещание. Я исчезаю и хочу, чтобы ты последовал за мной.
Финал Ольги
Ольга вернулась к себе в кабинет, закрылась и стала раздеваться, чтобы лечь подремать на диване. Неожиданно затрещал телефон. Звонил Ушиевич:
– Сейчас зайду. Дверь отопри.
Он пришел через пять минут, выбритый, пахнущий одеколоном, с портфелем в руках. По-хозяйски сел за стол, достал из портфеля бутылку коньяка, колбасу и хлеб.
– Не ужинала, поди. Давай восстановим силенки.
Сполоснул коньяком тонкие стаканы, выплеснул в урну ополоски и налил сразу по половине:
– Отдохнем.
Ольга мало пила и не любила спиртного. Но ситуация обязывала. Ушиевич уверенно брал ее судьбу в свои руки и она не привыкла упускать своего шанса. Коньяк ударил в голову. Быстро наступила слабость, захотелось спать. Она почувствовала, как смертельно устала за последние дни. Сидела будто в полуобмороке, различая гостя затуманенным зрением. А Семен веселился, словно не было за спиной многочасовой утомительной работы, связанной с человеческими страданиями. Он явно обладал незаурядной выносливостью и оптимизмом.
– Олюха, не грусти. Давай лучше выпьем за тех, кто чистит родную землю от всяких шибезгоев. Знаешь, кто такой шибезгой? Нет? А кто такой гой ты хоть знаешь? Ай-ай ай, Ольга Николаевна, Вы не знаете азбуки настоящих корневых революционеров. Гой – это неправильный мужчина. Шибезгой – это совсем неправильный мужчина. Кто сегодня против революции? Неправильные мужчины. А особенно – совсем неправильные из них. Я вижу, ты на допросах соплей не льешь, молодец. А этот Сладков, которого твой муженек защищал, не мог директора школы на чистую воду вытянуть! Директора школы, который отсиделся в гражданскую по белому билету и отравлял бедный детский разум своей пропагандой.
Ушиевич засмеялся:
– Как считаешь, правильный подход?
Ольга молча кивнула. Ей было все равно.
– Вот и я говорю, что без этого не обойтись. Те, кто боятся крови – не люди, а тени. Человечество всегда очищало свою кровь и не давало шибезгоям пройти к власти. Если бы они прошли, человечество бы умерло. Правильно?
Ольга снова кивнула. Ей уже было ясно, что за человек этот Ушиевич. По сути он человек мелкий, ничтожный. В кровь вляпался больше по идиотской тяге к приключениям, а теперь этой крови боится и выдумывает какие-то глупые оправдания. Мелкий суслик с петлицами майора госбезопасности. Ей было неприятно от того, что такое ничтожество стало выше ее по положению. В представлении Ольги подобную должность должна была занимать могучая и зловещая фигура.
А Семен выпил уже второй стакан коньяка и подвинул свой стул вплотную к Ольге. Она явно ему нравилась. Видимо, он был недалек от декадентский вкусов, когда котировались истощенные женщины с синими кругами под глазами, способные на все. Ольга уже давно не имела связи с мужчинами, потому что ее зависимость от садистких наслаждений стала гораздо сильнее естественной тяги к интимной жизни. Семен был ей неприятен и она с отвращением восприняла его приближение. А тот уже обнял ее за плечи и уперся носом в щеку, в попытке найти губы. Преодолев себя, Ольга поддалась и имитировала чувственный поцелуй, ощущая, как руки Семена начали шарить по ее груди и бедрам. Потом она отстранила Ушиевича и стала, как сомнамбула раздеваться, опасаясь только одного – не заснуть под ним в самый ответственный момент.
Они улеглись на диван и начали любовную работу, когда ручка двери повернулась а потом раздался голос Доморацкого:
– Ольга, открой!
Ушиевич вскочил с дивана, лихорадочно застегивая галифе. Он думал, что Доморацкий уже арестован и был застигнут врасплох.
Ольга с презрением смотрела на него, суетливо натягивающего хромовые сапоги и явно паниковавшего. Неудивительно. Сергей может выбить дверь и устроить побоище. Если он не арестован, значит и пистолет ТТ при нем. Сама Ольга никакого страха не испытывала. Постоянная погруженность в наркотическое состояние насилия, опустошенность души и сердца, полная извращенность чувств, лишили ее нормального восприятия явлений жизни и смерти. Иногда она думала, что может покончить с собой без колебаний и страха.
Доморацкий действительно начал бить в дверь ногами.
– Вот тебе и конец – подумала Ольга.
Она позвонила в комендатуру, где сидела охрана управления и сказала:
– Срочно направьте наряд к 48 кабинету. Здесь подозреваемый Доморацкий пытается избежать ареста. Он вооружен. Быстро.
Через минуту в коридоре раздались крики, прогремел выстрел и все стихло. Ушиевич с Ольгой вышли из кабинета и увидели лежащего на полу Сергея, которого взяли в наручники. Его левая сторона груди была прострелена, но он еще дышал. Сергей с усилием приподнял голову и посмотрел на Ольгу затуманенными страданием глазами: