Ось земли
Шрифт:
Время тогда такое было. Когда его отец умер, Иванушке всего-то три года было и насмотрелся он, как вокруг бояре друг друга душили. Любовник его матери, Елены Глинской, поганый Ванька Овчина-Телепнев-Оболенский начал с того, что сразу после смерти отца его дядьев удушил и голодом извел, да так и покатилось. Цена жизни была копеечная, а цена государству – историческая. Поэтому сильно убиваться по поводу кровопролития я давно не могу. Хотя сам ни разу себя кровью не запачкал. Я все же гость из будущего.
– Вы нигилист!
– Хотите со мною размолвиться? Не советую. Присмотритесь по началу ко всему. Может и Вы на мою точку зрения встанете.
– Нет, не встану. Я тоже кое что за свою жизнь видел и ни за что происки смерти спокойно воспринимать
– Ваше дело, господин Зенон. Только ругаться нам не с руки. Мы теперь нужны друг дружке.
– Но я сейчас вернусь в двадцать первый век, а Вы останетесь здесь.
– Это верно. Только Вы ведь теперь вечный ходок по прошлому. Поверьте мне. И никуда Вам от меня не деться, потому что я, Порфирий Поцелуев, Вас по любой жердочке проведу между Сциллой и Харибдой и все, что Вам надо, Вы с моей помощью узнаете. А без меня Вас любой Малюта прищучит. Я Вам, лучше одно дельце предложу – пальчики оближете. Если согласитесь – все про Россию и ее душу поймете.
– Это что же за дельце такое?
– А такое – пеньком притвориться, этаким непрошенным зрителем. Присутствовать время от времени незаметным образом при одной дамочке. А дамочка эта такой путь прошла, о котором и сам Достоевский не писал. Она душу чертям продала и за это власть получила. И такую картину падения собой продемонстрировала, что Фауст прямо ребенок по сравнению с ней. А ведь Родина наша – тоже женского полу. Ее тоже бывало, из крайности в крайность заносило. Или нет? Вот тут Вы для себя все главные аналогии и сыщете. Как выдающийся литературный критик вам говорю.
– И что же это за дамочка?
– А вот летите прямо в 1922 год в нижегородское управление ГПУ. Там отыщите сотрудницу Ольгу Хлунову и бывайте при ней регулярно невидимым образом аж до 1937 года. Тогда все поймете.
1922 год
Город распластался на мерзлой земле как голодный, обессиливший зверь. Улицы темны и пустынны. В редком окошке тусклый отсвет лампады. Холод, безмолвие. Город опустил к Волге голову с закрытыми веками ставней и лакал черную воду языком причала. Льдины кружились и тыкались в причал, словно потерявшие дорогу путники. Великая река уносила ледоходом остатки двадцать первого года: следы навоза, дохлых птиц, скелеты животных. Россия встречала еще одну суровую революционную весну, а в бездонной Вселенной над ней мерцали звезды, равнодушные к человеческим страстям, изменяющим жизнь, но бессильным изменить вечность.
Холодным апрельским вечером 1922 года в общежитии сотрудников нижегородской ГПУ справляли «красные крестины». Правда, новорожденной стукнул уже почти годик и праздник несколько запоздал. Маленькая Воля начало своей жизни прожила без регистрации и сегодня ей выдали справку о рождении. Она увидела свет в селе Саврасове, где жили ее бабушка и дедушка. Мать ее, Ольга, приехала рожать к родителям, потому что мужа у нее не имелось. Отец Воли, начальник окояновской уездной ЧК Антон Седов бросил Ольгу ради другой женщины, а потом и вовсе погиб при подавлении крестьянского бунта.
Ольга тяжело переживала свою беду, так неудачно начавшую ее взрослую жизнь. Шел уже второй год с тех пор, как Антон покинул мир земной, а она все страдала от его измены. Образ его не уходил из ее памяти, постоянно напоминая об унижении покинутой души. Измена подняла в молодой женщине неведомые ей ранее темные силы, хотя где-то на краешке ее сознания нет-нет да и мелькала догадка, что не все так просто в этой истории, что за неправедное овладение Антоном с помощью приворота она была наказана кем-то таинственным и могучим, охраняющим мир от этой неправедности. Великое дело для молодой девушки – приворотить лучшего в уезде жениха и завладеть его любовью. Конечно, она была на седьмом небе с Антоном, но всегда ее чувство было пропитано ощущением тайного обладания им. Все шло так, как она хотела, и желанная беременность должна была вскоре увенчаться их браком. И вдруг приворотившая Антона колдунья Фелицата необъяснимо и страшно сгорает в собственной бане, а жених, словно в один день переменился и отвернулся от нее.
После случившегося Ольга почувствовала в душе холодную пустоту, в которой будто шевелились невидимые злые твари. Ей хотелось отомстить за свое несчастье всему миру, который устроен так несправедливо, в котором существует невидимая сила, управляющая ходом вещей по своим законам. В ней теплился протест против этой силы, и она не хотела думать, что страшная смерть Фелицаты стала воздаянием за ее колдовство. Это страдание изводило ее и с его приходом в ней стало увядать чувство любви к своим близким. Будто сердцем она уже не принимала участия в повседневных делах, и только голова творила свои холодные рассудочные мысли.
Иногда, по вечерам, на нее накатывали воспоминания о прошедшей любви. Начинали душить слезы, хотелось плакать навзрыд. Но она находила в себе силы сдерживать рыдания и выпускала вперед них темную злобу. Лицо ее искажалось спазмами, а пространство вокруг будто сгущалось от невидимого напряжения. Верунька, тогдашняя хозяйка домика, где квартировала Ольга, приходила в оторопь от вида своей постоялицы.
– Сильна ты, матушка, страстями, ох сильна – говорила она – не дай Бог под твой гнев попасть. И что же это тебя так бесы корежат? Чай бы уж смирилась. И суженный твой в земле лежит и ребеночек в утробе покоя просит. А ты все гневом исходишь!
Ольга понимала правоту хозяйки. Поздно уже с Антоном счеты сводить. Но ничего не могла с собой поделать.
Осев у родителей в ожидании родов, она больше всего размышляла о будущем. Что делать? Оставаться в деревне не хотелось. Вокруг сплошная нужда и грязь, беспросветная, убогая жизнь. Ей, проработавшей целый год в уездной ВЧК, на хорошем пайке и в чистых условиях, было ясно одно – после рождения ребенка надо возвращаться в город. Постепенно в голове ее образовался план возвращения.
Когда родилась девочка, Ольга не стала ее крестить в местной церкви, как и завещала колдунья Фелицата, а записала в подушной книге сельсовета по имени Воля. Односельчане охали и плевались: девчонка нехристь и имя у нее как у нехристя. Что за Воля такая? Местный народ отсталый, еще не знал того, что успела узнать Ольга в городе. Сегодня на революционные имена мода. А Воля – это свобода. С таким именем при советской власти жить будет легче. Она на время оставила ребенка у родителей, перетянула натуго переполненные молоком груди и поехала в Нижний Новгород. Путь ее снова лежал в ЧК, которая была ей ясна и понятна, а главное, не страшна. Поначалу Ольга думала рассказать свою историю с Седовым, выдав себя за несостоявшуюся вдову погибшего чекиста. Но потом решила, этого не делать. Кому неудачники нравятся? Поэтому, попав на прием к заместителю председателя Губчека Потапову, она опустила в своем рассказе связь с Седовым, зато толково изложила заранее выученную историю о том, что поработав в окояновской чрезвычайке, прониклась страстью борьбы с врагами советской власти. Потапов велел придти через неделю. Ему понравилась бойкая и смазливая девица, явно годившаяся для редкого ремесла женщины-оперативницы. Все при ней: и происхождение из неимущих сельских учителей, и пролетарская сознательность, и опыт работы в ЧК. Хоть и секретаршей, а тоже важно. Значит, много знает, много понимает. Он запросил Окоянов телеграфом и получил положительный ответ. Девушка характеризовалось со всех сторон хорошо. Правда, в вопросе с отцовством ее дочери высказывалось предположение, что основным виновником являлся Антон Седов, но на то и революция, чтобы крушить устои старого мира. Свободная любовь рыцарей новой жизни тоже заслуживала уважения.