Осада Азова

Мирошниченко Григорий Ильич

Татары окружили приученных к тихим ночлегам коней, облепили их словно саранча.

На сторожевых курганах казаки зажгли в сторону Азова предупреждающие огни. И там ударили в набат-колокол, грохнула вестовая пушка.

Прошел час, и в татарском несметном стане затрубил рог по-московски, как бы возвещая начало охоты.

Татары, тысяч сорок, быстро вскочили в седла. Знаменщики вышли с черными и червонными знаменами вперед. Бегадыр Гирей сидел гордо на золотистом коне впереди главного татарского полка. Взор хана был грозно устремлен на крепость.

Заиграл

рожок, и татары двинулись к Азову открытой степью. За Бегадыр Гиреем, калгой Ислам Гиреем и нурадыном Сафат Гиреем развевались четыре татарских знамени: одно – красное с желтой китайкой, другое – черное с белой китайкой, третье – белой китайки с зелеными концами и черным конским хвостом, четвертое знамя было красное китайковое с золотым яблоком, писано по нему золотыми буквами по-арабски. Смысл этого знамени был особый, – если берет его с собой хан, то, значит, решил смело войти в чужую землю и разорить ее до основания.

За ханом вели десяток хорошо оседланных коней, связанных хвостами. За царевичами вели по пяти коней, тоже оседланных и связанных хвостами. У простых татар в запасе было по одному, по два коня.

За татарским войском волокли десять полевых пушек с необходимыми запасами… Войско – в бараньих шапках, в вывороченных шубах, в шерстяном одеянии. А дальше, позади, поскрипывали арбы. В них были впряжены высокие двугорбые облезлые верблюды, буйволы – везли боч­ки с пресной водой, с кобыльим молоком, с припасами.

В крепости еще раз грохнула главная вестовая пушка, и все казачье войско во главе с Михаилом Татариновым заняло боевые места.

В одиннадцати башнях все изготовились. Пушки наведены, ядра возле них уложены, запалы готовы.

Михаил Татаринов стоял на стене и зорко следил за движением татарского войска. Такого большого прихода давно не было. Со сторожевых курганов стали постреливать в одиночку, потом выстрелы посыпались чаще и чаще. С седел свалилось уже немало татар, но войско продолжало двигаться. Бегадыр Гирей въехал с калгой и нурадыном на самый высокий курган, войско остановилось у его подножия.

Татаринов велел изготовить запалы. Запалы задымились. В это время в татарском стане выбросили белый флаг.

– Не сдаются ли? – сказал Татаринов. – Или хит­рят?

Запалы потушили. Возле Бегадыр Гирея появились три человека с белыми флагами. Они направились к крепости.

– А встретить их! – сказали атаманы.

Встретить вышли Алексей Старой, Михаил Татаринов, Иван Каторжный. С татарской стороны пришли послы крымского хана: Кеземрат Улак-ага и ногайские мурзы – Солтанаш-мурза и Оллуват-мурза. Послы заговорили по-татарски. Все три атамана татарский язык хорошо знали, но промолчали. Толмачи перевели:

– Крымский хан Бегадыр Гирей просит казаков вернуть ему Азов.

– А вы наперво объявите нам, который хан стоит у вас во главе войска?

– Бегадыр Гирей, – заявил Кеземрат-ага.

– А те двое? – спросил Татаринов.

– Его братья – Ислам Гирей и Сафат Гирей.

– А почто же к нам не приехал сам хан ваш Бегадыр Гирей? – спросил Старой.

– То было бы не по чину. Он может бывать на таких встречах только с равными себе. Вы-то не цари же!..

– Мы-то не цари. Мы атаманы, – сказал Татари­нов. – Но с нами наш русский царь ведет беседу запросто. А ваш, ишь ты, гордыня…

– А почто ж он не послал к нам братьев своих? Боится? – спросил Алексей Старой.

– Крымскому хану бояться некого, – отвечали татарские послы.

– Да нет, боится, – сказал Старой. – Почто ваш Сафат Гирей творил дикое зло в украинских городах? Деревни многие пожег, людей несчетно побил, многих в полон поволок да хвастался: увел-де я сорок тысяч полона русского, хлеб пожег, посады разорил, скот угнал… То не забылось нами…

– То было вам за ваше азовское взятие! – отвечали послы хана.

– Да лжете! А до азовского взятия вы не ходили непрестанно воровать и опустошать Русь да наши казачьи городки?

– То делалось вольными, лихими татарами, – отвеча­ли послы.

– Вы все вольные, лихие, – сказал Татаринов, – уши резать посланникам, брить бороды и усы казакам, баб наших в полон вести да продавать…

– О том нам не велено вести речи. То будет особая статья. Татары гораздо тужат об Азове… Пропало у нас ни мало ни много: треть всего государства; и простор, и воля в степи – все у нас отнято…

– О том мы и радели и старались как могли, – сказал Каторжный, – к тому и думка у нас была… Волю вы взяли больно широкую – торговать живым товаром.

– Да то и вы делаете, – говорили послы, – продаете вы турчанок, татарок, в жены их себе берете. И слова ваши все пустые… О деле говорите нам, атаманы…

– О каком же деле?

– Азов отдайте хану!

– Ишь ты, облакомились… – сказал Каторжный засмеявшись. – Сукины вы дети! Да мы помрем все, а Азова-города никому отдавать не будем. И одной кирпичины, и одного камня лущеного с крепостной стены не снимем! А возьмем еще себе в придачу к Азову-городу ваши крепости: Керчь, Кафу, Тамань, Темрюк; развалим ваш Перекоп, то наша давняя думка, – а если дело сладится, заберем еще Синоп, Трапезонд, доберемся до Стамбула и найдем, даже в утробе матери, вашего султана Амурата. Мы ему все припомним…

– Зачем же так нехорошо говорить, – стали сокрушаться послы, – мы здесь по мирному делу от хана, а не для драки с вами посланы.

– Нам и побраниться не грех в такую пору, – в шутку сказал Алексей Старой. – Но только знайте и хану то передайте: ваши головы наполнят доверху крепостные рвы, а города вам не видать как ушей своих. Идите, скажите хану, пускай он сам едет сюда, ему мы дурна не сделаем, уши не срежем, а говорить с ним, если захочет, будем… Нам есть что сказать…

Послы и толмачи татарские вернулись к Бегадыр Ги­рею, передали ему слова атаманов…