Осада Азова
Шрифт:
Извольский помолчал, но повторять ханского титула не стал.
Хан выслушал речь посла сидя, в шапке, и, в свою очередь, спросил о здоровье царя Михаила Федоровича, спросил, как ехали, не задирал ли кто в дороге, ни чинил ли какой обиды, хорошо ли послы устроились на посольском стане.
Извольский ответил:
– Ехали без всякой опаски (а в самом деле было не так), на посольском стане… устроились пока складно.
Извольский не сказал хану, что перекопский бей для лошадей дал всего вязку соломы, на всех людей – одного освежеванного барана да тридцать лепешек.
Извольский не сказал хану о посольском стане, находившемся в десяти верстах от Бахчисарая у реки Альмы. А сказать было что. «Четыре пунишки-домика, – записали послы в своем постатейном списке, – сложены из дикого, нетесаного камня, смазаны скаредным навозом, без потолков, без пола, без лавок, без окон для света. Воистину объявляем, псам и свиньям в Московском государстве далеко спокойнее и теплее живется, нежели здесь нам, посланникам царского величества».
Извольский и Зверев не сказали хану, что Маметша-ага бесчестил их и требовал, чтобы ему прежде, а не хану они отдали царские грамоты. Едва силой не вырвали грамоты из рук.
Русские послы раскусили наглого и алчного Маметшу-агу. Это он настоял на том, чтобы впредь всех послов Московского государства посылали в Царьград не через Дон, как было, а через Крым, дабы не ускользали от татар царские поминки.
Маметше-аге хотелось узнать раньше хана, что писалось в царских грамотах. Бесчестные слова его не подействовали на послов, не устрашили. Они ответили Маметше-аге: «Где головы наши будут, там и грамоты царского величества, а когда уже увидишь нас мертвыми, тогда и царскую грамоту возьмешь!»
Бегадыр Гирей, видно, во всем потакал Маметше-ага и слушал его.
Любительную грамоту в голубой тафте Извольский подал хану, а тот, приняв ее, будто нарочно тут же передал Маметше-аге, который, оскалив зубы, довольно ухмыльнулся…
Савва Зверев сказал:
– Наш государь прислал вам, хану крымскому Бегадыр Гирею, любительные поминки: сорок соболей, черную лисицу, да еще две пары самых дорогих соболей.
Хан заулыбался. Поминки принял ближний человек хана.
Бегадыр Гирей слушал послов внимательно.
В палате была полная тишина. По повелению хана принесли золотые кафтаны и надели их с усмешкой на Извольского и Зверева, после чего их сразу отпустили до особого ханского указа на посольский двор.
Скоро к послам пришел пристав и сказал, чтобы они сейчас же повидались для государских дел с Маметшей-агой. Извольский без всякого спора пошел в дом к ближнему человеку хана. Встретив Извольского, Маметша-ага сказал со злобой:
– По какой такой причине нет мне письма от вашего думного дьяка? Я писал ему, братался с ним, а он поставил меня ни во что! – Маметша-ага бросил на пол соболью шапку и закричал: – Грамоты царские мне не дают, письма мне не написали, поминки мне привезти позабыли!
Извольский ответил:
– Поминки даны тебе, чего же ты еще хочешь?
Маметша-ага не ответил ему и повелел вдруг своим людям вертеть послу ноги, в уши колоть спицами, набивать ноздри сухой травой и конским волосом.
Люди Маметши-аги все так и сделали.
Маметша-ага оборвал крест на Извольском, содрал с него дорогую одежду, привязал к пушке против палат хана и держал так целый день. Потом Извольского посадили на деревянную кобылку, завязали руки назад, а к ногам подвесили камни.
Дошла очередь и до Саввы Зверева. С него потребовали поминок по новой росписи.
– Не будет поминок – будут разные муки до смерти, – сказал Маметша-ага. Мы за вами, посланники, в Москву не посылали. Вы сами приехали, так платите теперь то, что нам положено.
Савва Зверев отказался. Тогда его подвесили на ремне за большой палец. Он потерял сознание. Его отлили холодной водой, спросили то же самое.
Он снова отказался, ссылаясь на то, что привезенные подарки будут розданы им всем по чину и по указу государя. Тогда посла подвесили за правую руку и за ноги и сняли с ремня, когда он был едва жив.
Освободили посланников через неделю. Когда они вернулись на посольский стан, то нашли, что многую рухлядь, которую они должны были отдать в руки ханским женам и ближним людям хана – шубы, соболей, лисиц, – разворовали.
Не скоро им сказали, чтоб они явились с полными подарками к нурадыну Сафар Гирею. Подарков не оказалось, и русских посланников посадили на две недели в новое заточение и подвергли новым пыткам. Их били «влежачь», сажали на горячую железную кобылу и грозили, что всех посольских людей отведут в Чуфут-кале и там продадут за море, в Турцию.
Сам Бегадыр Гирей приходил к пыточной избе и слушал, прильнув ухом к двери, как их пытали.
Когда послы после пыток оправились, надменный Маметша-ага велел им явиться к хану, в Ответную палату. Послы пришли, приветствовали Бегадыр Гирея, его нечестных ближних людей по чину. Хан спросил послов о здоровье. Те промолчали. Хан велел послам сесть на приготовленные низкие скамейки, покрытые коврами.
Послы сели.
Ответная палата была просторной и светлой. Высокие стены ее до самого потолка были обиты голубым бархатом, а на восточных сетчатых окнах висели огромные золотистые занавеси, сшитые через полосу с желтым бархатом. Мраморный пол был устлан разноцветными попонами.
Хан сидел на парчовых и атласных подушках у стены, поджав ноги по-татарски.
Ближние люди хана объявили, что Бегадыр Гирей имеет повеление и полномочие султана Амурата вести с послами дела. Они же сами, ближние люди, имеют указ хана и султана говорить с послами как за самого султана, так и за крымского хана и за все большие и малые крымские юрты.
Извольский спокойно изложил поручение московского царя:
московский государь желает сохранения мира с Крымом и предлагает составить роспись поминок и казны с тем, чтобы сверх того никаких «запросов» не было;