Осада Шарпа
Шрифт:
— Что это значит?
Фредриксон уныло улыбнулся.
— "Я вижу корабль на волнах". Молитесь чтобы утром пришел корабль, сэр. Подумайте, как он сравняет с землей лягушачий лагерь.
Шарп покачал головой.
— Не думаю, что Бог прислушивается к солдатам.
— Он нас любит, — сказал Фредриксон. — Мы ведь глупцы от Бога, последние честные люди, козлы отпущения.
Шарп улыбнулся. Утром он даст генералу Кальве такой бой, что он долго будет помнить, даже когда здесь все будет кончено. Затем вдруг он посмотрел на своего друга. — "Ein Schiff"? — спросил Шарп, — скажи еще раз, что это значит?
— "Ein schifflein sah ich fahren" — медленно произнес Фредриксон. — Я вижу корабль на волнах.
— Черт возьми! — От его унылого состояния не осталось и следа. В нем зародилась идея, подобно взрыву. — Вот я-то точно глупец! Корабль есть!
Шарп вскочил на ноги и приказал, чтобы принесли веревку.
— Вам придется остаться здесь, Вильям. Готовьтесь к атаке на ворота, понимаете меня?
— Что вы собираетесь делать?
— Я ухожу из форта. Вернусь к рассвету.
— Уходите из форта? Куда?
Но Шарп уже ушел на стены. Принесли веревку, он спустился вниз, где еще лежали трупы французов и теперь ему предстояло заключить сделку с дьяволом, чтобы спасти глупцов от Бога.
Глава 18
Утром сильный дождь превратился в ливень. Он с силой бился о стены и с них в уже подтопленный внутренний двор стекали бурлящие ручьи. Казалось, что дождь не может лить так сильно, но он лил. Дождь барабанил по киверам людей, заливал коридоры в стенах, а его шум практически заглушил выстрелы двенадцатифунтовок. Этот дождь был просто как предвестник большого наводнения. Настоящий потоп.
Ливень залил костры французов и затопил амбары и сараи, в которых люди Кальве пытались заснуть. Дождь превратил порох на полках мушкетах в грязь. Темп пушечной стрельбы сильно снизился, ибо теперь приходилось защищать картузы с порохом от дождя и закрывать запальные отверстия, открывая их лишь на секунду, чтобы поднести запальный шнур. Канониры проклинали англичан, которые сожгли крышу мельницы во время вылазки, а их командир, полковник, ругался на британцев потому, что теперь не могли стрелять его гаубицы из-за того, что в их почти вертикально задранные стволы постоянно затапливала вода.
— Принесите мне бекона на завтрак, — произнес Кальве с радостным предвкушением.
Повар жарил генералу бекон. Его запах мучил бедолаг, скучившихся под протекающими крышами и проклинающих дождь, грязь, британцев и всю эту войну.
Кавалерия, посланная сначала на юг, чтобы преградить возможный отход Шарпа, была на рассвете отослана на север. Кавалерийский сержант, спрыгнув с лошади в грязь и подняв тучу брызг, доложил, что из-за слабого ветра "Фуэллу" буксируют в залив Аркашон две шлюпки.
— Проклятый ветер, — сказал Кальве, — проклятый дождь. Он прошел по грязи через дворик и посмотрел на север. Шхуна, подняв серые, мокрые паруса, едва виднелась вдали. — Мы не можем начать атаку, — рявкнул Кальве, — пока не подплывет эта хреновина.
— Возможно, — осторожно предположил Фавье, — пушки Киллика не могут стрелять в такой ливень?
— Не будьте дураком. Если кто и может стрелять из пушек в дождь, так это моряки, не так ли? Кальве вытащил подзорную трубу, протер линзы и направил ее на крепость. Ворота превратились в мокрую груду мусора и камней, это был путь к победе. Он вернулся к своему бекону, уверенный, что утренний штурм не отнимет у него много времени. Ружья британцев бесполезны при таком ливне, а об использовании извести нечего и говорить.
Кальве взглянул на своего ординарца, точившего его саблю. — Лучше затачивайте острие!
— Да, сэр.
— Сегодня придется не резать, — Кальве знал, что мокрые мундиры гораздо труднее режутся, чем сухие. — Сегодня придется колоть. Втыкать и вынимать, Фавье, втыкать и вынимать! — Кальве, пришедший от завтрака в хорошее расположение духа, посмотрел на Дюко, появившегося в двери. — Вы выглядите промокшим, Дюко, а я съел ваш бекон.
Дюко было наплевать на подколки генерала. Сегодня он захватит в плен Ричарда Шарпа и среди всех бедствий, постигших Францию, для Пьера Дюко это будет таким удовольствием.
— Поднимается ветер.
— Отлично.
— Шхуна скоро встанет на якорь.
— Боже, благослови союзников, — сказал Кальве, — понадобилось двадцать лет, чтобы они вступили в войну, но лучше поздно, чем никогда. Он вышел на улицу, посмотрел на "Фуэллу", которая действительно была уже близко, благодаря окрепшему ветру. Всплеск воды возвестил о том, что шхуна бросила якорь. — Полагаю, что мы, наконец, готовы, — сказал Кальве, увидев, что пушечные порты шхуны открыты. — Он приказал подвести его лошадь и, уже из седла смотрел, как его мокрые, потерявшие боевой дух войска строятся в шеренги. — Дадим нашим любезным союзникам двадцать минут, чтобы пристреляться и начинаем атаку, — сказал Кальве.
Дюко посмотрел на "Фуэллу".
— Если Киллик вообще откроет огонь, — сказал он. Шхуна мирно покачивалась на волнах залива. Ее паруса были убраны, и на судне не было видно никакого движения, — Он не собирается стрелять, — в ярости сказал Дюко.
— Дайте ему время, — Кальве тоже глядел на судно и представлял, как на палубах бурлит дождевая вода.
— Он нарушил слово, — кисло сказал Дюко, затем, совершенно неожиданно, шхуна дала залп по форту Тест-де-Бюш.
Американец открыл огонь.
Картечь просвистела над головой Шарпа. Несколько пуль пробили флаг Святого Георга, но остальные прошли высоко над крепостью. Шарп сел под флагом, облокотившись спиной об стену. От усталости у него болели все кости. Он вернулся в форт за полчаса до рассвета, чудом разминувшись с французской кавалерией и теперь, после очередной бессонной ночи, ему предстояла атака французов.
— Лягушатники уже вышли? — прокричал он Фредриксону, стоявшему неподалеку от бреши.