Осажденная крепость

Сыма Цянь

За ужином родители уже явно были на стороне сына, начали говорить о мелочности и нетерпимости госпожи Чжоу. Во всем-де видно ее желание поскорее избавиться от Хунцзяня. «Торгаши всегда остаются торгашами. Они решили, что наша семья утратила влияние — и вот, пожалуйста. А мы вовсе не цепляемся за родство с такими корыстными выскочками». Было решено, что Хунцзянь этой же ночью соберет свои вещи, а назавтра мать съездит навестить больную госпожу Чжоу, извинится за сына и увезет его пожитки.

После ужина Хунцзянь зашел в кино, потом побродил по улицам, дожидаясь, пока в доме Чжоу все улягутся спать. Войдя в свою комнату, он увидел на столе английскую грамматику и вложенную в нее записку Сяочэна: «Хунцзянь! Не смог вас дождаться, лег спать. Прошу сделать упражнения по грамматике, номера 34—38. Мне нужно также к завтрашнему дню

сочинение на свободную тему слов в двести, еще лучше триста. Очень стараться не надо. Thank you very much». Рядом с книгой стояла тарелка, полная косточек мушмулы. Фан хмыкнул и стал укладывать вещи. Не выспавшись как следует, он рано утром покинул дом Чжоу. Между тем хозяйка этого дома уже раскаялась в случившемся — победа не дала ей подлинного удовлетворения. Стоило бы Хунцзяню принести извинения, и все вернулось бы в старые берега. Но когда выяснилось, что Фан ушел не попрощавшись, когда Сяочэн стал кричать, что не пойдет в школу, она рассвирепела. Визит госпожи Фан к больной родственнице едва не превратился в крупную ссору. Днем управляющий банком прислал Фану зарплату за четыре месяца вперед, и отец принял ее, не спросив Хунцзяня.

Жить в родительском доме Хунцзяню было скучно. Он вел за отца корреспонденцию, переписывал рецепты, часами бродил по улицам. Выходя из дома, он каждый раз втайне надеялся, что где-нибудь на перекрестке, в трамвае, у входа в кино встретит Тан. А как вести себя в этом случае? То ему хотелось причинить девушке боль равнодушием и надменностью, а то он представлял себя подчеркнуто вежливым, улыбающимся, спокойным, а ее — растерянной, не знающей, что сказать. Порой его воображение рисовало такую картину: он прогуливается под руку с женщиной, внешне более красивой, чем Тан, и вдруг сталкивается с ней, идущей без спутника. Он видит на лице Тан признаки душевной муки, бросает ослепительную красавицу и возвращается к прежней любви. А Тан шепчет ему: «Жестокий…» Нет, она отворачивается, чтобы он не видел слез на ее ресницах.

Прошло десять дней, миновал день летнего солнцестояния, а из университета Саньлюй не было вестей. Фан забеспокоился. Однажды рано утром нарочный принес ему письмо от Чжао Синьмэя, который писал, что не застал Фана в банке и просит его, если это возможно, прийти сегодня в четыре часа для разговора о важном деле. Далее следовала приписка: «Все, что произошло между нами, прошу считать совершенным недоразумением». Особенно удивила Фана подпись: «Ваш сочувственник Синьмэй». Фан терялся в догадках: зачем Чжао хочет встретиться с ним теперь, после того, как вопрос о его женитьбе на Су Вэньвань вроде бы уже решен — не звать же Фана в шаферы? Скоро пришли газеты. Жена младшего брата развернула одну и вдруг спросила, как зовут подругу Хунцзяня — не Су Вэньвань? Смутившись под взглядом невестки, Хунцзянь спросил, в чем дело. Та показала ему объявление, оповещавшее читателей о помолвке дочери Су Хунъе с сыном Цао Юаньчжэня. Хунцзянь даже вскрикнул от изумления и тут же решил: вот оно то «важное дело», о котором собирается говорить Чжао. Но до чего глупыми могут быть женщины! Выйти за Цао Юаньлана! А Чжао Синьмэя по-настоящему жалко.

Фан не мог знать, что Су, давая согласие Цао Юаньлану, тоже сказала:

— Бедняжка Чжао, теперь он будет корить меня за жестокость.

Поэт от радости забыл все, что знал о тонкостях женской психологии, и сказал:

— Не беспокойся, он найдет другую. Мне хочется, чтобы все стали счастливыми, как я. Пусть уж поскорее улыбнется ему удача.

Су нахмурилась и промолчала. Тут Цао понял свою ошибку. Увлекшись современной поэзией, он забыл о строке Юань Чжэня: [100]

100

Юань Чжэнь (779—831) — выдающийся поэт танской эпохи.

Море повидав, станешь ли смотреть на речку?

Су, несомненно, полагала, что любившему ее человеку не может понравиться другая женщина. Подсознательно она наверняка хотела, чтобы Чжао не женился, а терпеливо ждал, пока она овдовеет. Придя домой, Цао Юаньлан быстренько написал стихотворное обращение к Су, дабы выразить свою радость и загладить оплошность. Смысл стихотворения состоял в том, что он отвергает принцип частной собственности и отныне будет делить с Су свою душу и тело — в том числе, видимо, и прыщи, выступившие на его лице от беготни по жаре.

В назначенное время Фан подошел к многоквартирному дому, в котором обитал Чжао Синьмэй. Из раскрытых окон доносились звуки радио — какая-то эстрадная звезда отечественного производства манерно выводила модную тогда «Весеннюю песнь любви»:

Почему же ты медлишь, весна, весна? В моем сердце уже распустился цветок! Ах! Моя любовь…

Из этих слов логически вытекало, что не успеет наступить лето, как у героини уже завяжется плод. Голос певицы казался липким и тягучим, как будто он тек из носа, или скорее из слоновьего хобота — такими долгими были рулады. Эти самые звуки донеслись из квартиры Чжао на втором этаже. Нажимая кнопку звонка, Фан с раздражением подумал, что слушать такое пение — все равно что любоваться порнографическими картинками. Разумеется, это свидетельствует об умственной отсталости или душевном расстройстве. Неужели любовная неудача довела Чжао до такого состояния?

Служанка открыла дверь и взяла у него визитную карточку, звуки радио умолкли. Фана провели в маленькую, довольно изящно обставленную гостиную, на стенах которой висели под стеклом большие фотографии покойного отца Чжао Синьмэя, его самого в ученой мантии с дипломом бакалавра в руке и его американского профессора с дарственным автографом. Был еще коллективный снимок группы китайских студентов в Америке, сделанный во время летних каникул. Чжао сидел в первом ряду, но чтобы не возникало сомнений, красными чернилами над его головой был поставлен крестик, который пришелся прямо на живот стоявшего позади однокашника. С первого взгляда могло показаться, что тот совершил над собой харакири. Далее Фан обратил внимание на длинную, узкую фотографию, на которой Су, в платке и — предположительно — пастушеском наряде, гнала перед собой белых барашков; от нее веяло чем-то классическим, буколическим, пасторальным. Жаль только, героиня уделяла барашкам мало внимания — ее улыбающееся лицо было обращено к зрителям. Как явствовало из надписи, фотография была сделана Су во французской деревне и подарена Чжао после ее возвращения на родину. Неожиданно для себя Фан ощутил легкий приступ ревности: Су никогда не показывала ему этого снимка. Кроме фотографий, на стенах были развернуты два свитка с оттиснутыми на них печатями Чжао. На первом, каллиграфическом, рукой Дун Сечуаня было написано несколько шутливых фраз в классическом стиле о том, что человека, оставшегося до тридцати лет холостяком, можно назвать «постигшим смысл жизни». Второй свиток был живописным. Изображенная на нем картина принадлежала кисти супруги Дуна и именовалась «Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ» [101] .

101

Строка из цикла «За вином» великого поэта IV—V вв. Тао Юаньмина.

Пока Фан разглядывал все это, вышел Чжао — весь красный, не то от жары, не то от смущения, в пиджаке, который он застегивал на ходу. Гость попросил хозяина не церемониться, пиджаки были сняты, на столе появился чай, сигареты и прохладительное питье. Фан похвалил убранство гостиной и выяснил, что Чжао живет в доме со своей матерью и тремя слугами, старший брат с женой переехал в Тяньцзинь. Чжао пристально взглянул на собеседника и участливо произнес:

— А вы сильно похудели!

— Да вот, все болею с тех пор, как вы меня напоили.

— Прошу вас, не ворошите прошлое! Как говорится, не подерешься — не подружишься, а нам стоит дружить, ведь наверняка придется часто встречаться. Скажите лучше, когда вы узнали о любви Су и Цао?

— Сегодня утром из газетного объявления.

— А я еще позавчера. — В голосе хозяина прозвучало удовлетворение. — Она сама сказала мне и тут же присовокупила множество любезностей по моему адресу. Но я так и не знаю, что за человек этот Цао Юаньлан.

— Я с ним встречался, но мне никогда не приходило в голову, что он окажется избранником Су. Я был уверен, что она выйдет за вас.