Осажденная крепость
Шрифт:
Второй женщине, матери мальчика, было за тридцать. В потертом платье из черного шелка, длинном и узком, она выглядела озабоченной и усталой, излом ее бровей придавал лицу еще более печальное и жалкое выражение. Мальчику еще не исполнилось двух лет, и он весьма смахивал на тех китайчат, каких рисуют в газетных карикатурах: вздернутый нос, косые щелочки глаз, густые брови над ними вздернуты так высоко, что того и гляди, затоскуют в разлуке… Ребенок недавно выучился ходить и готов был носиться, не останавливаясь ни на секунду. Но мать обвязала его ремнем и не позволяла отбегать дальше, чем на три-четыре шага. Женщину мучила жара, рука ее устала тянуть за ремень, к тому же ее беспокоили игорные увлечения мужа, и за все это то и дело доставалось
— Озорник, ты зачем мешаешь барышне Су? Иди сюда! А вы, барышня, я смотрю, такая трудолюбивая! И без того ученая, а целыми днями книжки читаете. Вот и господин Сунь говорит, что такие образованные девушки, как вы, приносят славу Китаю. И красавица, и на доктора защитили — много ли таких найдешь! Не то что я — без толку съездила за границу, ничему не научилась; дома еще что-то знала, а как родился сын — все перезабыла… Ах ты, несносный! Я же не велела тебе подходить к барышне, ты ей платье перепачкал!
Су была исполнена презрения к этой жалкой и недалекой госпоже Сунь, да и детей терпеть не могла. Но услышав лестные слова, она растаяла и промолвила любезно:
— Пусть подойдет, я так люблю маленьких!
Она сняла очки, закрыла увлекшую ее книгу, осторожно взяла мальчика за ручонку, чтобы тот не трогал ее платья, и спросила:
— А папа где?
Вместо ответа проказник широко раскрыл глаза и дважды плюнул в ее сторону — он хотел пустить пузыри так, как это делают золотые рыбки в кают-компании. От неожиданности Су отпустила его руку и в целях самозащиты извлекла носовой платок. Мать резко подтянула мальчика к себе, визгливо пообещала шлепнуть его по губам, а потом зачастила заискивающим тоном:
— Его папаша? Играет в столовой, где ему еще быть! Понять не могу, почему мужчины так любят играть на деньги. Я вижу — все наши попутчики готовы сражаться день и ночь напролет. Ну ладно, добро бы мой господин Сунь выиграл немного — сгодилось бы на расходы. Так ведь уже проиграл порядочно, а все не унимается. Лопнуть можно от злости!..
Слушая эти мещанские рассуждения, Су вновь запрезирала собеседницу и холодно заметила:
— А вот господин Фан не играет!
Сунь вздернула нос и насмешливо хмыкнула:
— Господин Фан? Сперва и он играл, да только как начал увиваться за барышней Бао, так времени на игру и не осталось. У него на уме «главное дело жизни» — женитьба, а это поважнее, чем игра. Не пойму только, что красивого он нашел в барышне Бао — черная, нескладная, а он ради нее ушел из второго класса и теперь мучается в третьем. Видать, дело у них идет на лад — чего доброго, в Гонконге и помолвку объявят. Вот уж воистину — если двоим суждено встретиться, им и тысячи ли не помеха!
Слова эти укололи Су прямо в сердце, но она постаралась успокоить себя:
— Этого не может быть! У барышни Бао есть жених, она мне сама говорила. Он даже оплачивал ее учебу за границей.
— Как, оказывается, романтично — иметь жениха! Нам, старорежимным женщинам, этого не понять, — промолвила Сунь. — Вы, барышня Су, учились в Китае вместе с господином Фаном. Так я хочу спросить: всегда он был таким балаболкой? Вчера мой муж пожаловался ему — мол, не везет в игре. А тот засмеялся и отвечает: «Вы, господин Сунь, столько лет жили во Франции, а поверий французских не знаете. Если жена наставляет мужу рога, он непременно главный приз выиграет или в карты большой куш сорвет. Так что муж должен радоваться проигрышу». Господин Сунь пересказал мне это, а я рассердилась — почему он сразу не потребовал, чтобы тот пустомеля объяснил свой намек. Зато
Обыкновенные бесхитростные слова, случается, причиняют боль, как камешки, попавшие в рис, как рыбья кость, застрявшая в горле…
— Барышня Бао студентка, а не очень-то скромна, да и одевается весьма непристойно, — сказала Су.
Малыш внезапно заверещал, запрыгал и потянулся к кому-то, подходившему сзади. Обе женщины разом оглянулись — к ним приближалась Бао, которая манила к себе мальчика куском сахара. На ней были лишь розовый лифчик да трусики цвета морской волны; белые сандалии не скрывали ярко накрашенных ногтей. Наверное, в тропическую жару это был самый подходящий костюм. В таком виде разгуливали по палубе и некоторые иностранки, но Су представлялось, что Бао, выставляя напоказ свое тело, наносит ущерб национальному престижу Китая. У мужчин при виде Бао в глазах появлялся лихорадочный блеск, но за ее спиной они то и дело посмеивались, что доставляло Су некоторое удовлетворение. Кто-то назвал ее «гастрономической лавкой». В самом деле, только в лавке и можно увидеть сразу столько нежно-розового мяса. Другие называли ее «правдой», имея в виду выражение «голая правда». Но поскольку на барышне Бао кое-что все же было надето, ее стали звать «полуправдой».
Бао подошла к ним и, поздоровавшись, заметила:
— Рано же вы поднялись! А я в жаркие дни люблю поваляться в постели. Вот и сегодня спала, как бревно, даже не слышала, когда уходила барышня Су. — Поначалу Бао хотела сказать «спала, как свинья», затем решила переменить на «как мертвец», но в конце концов рассудила, что «мертвец» звучит так же грубо, как «свинья», и подыскала английское сравнение. — На этом корабле укачивает, будто в колыбели! — добавила она.
— А вы, значит, младенец в этой колыбели? Да еще такой симпатичный! — съязвила Су.
Бао смерила ее взглядом:
— А вы, Су, талантливая сестренка Дунпо! [3]
«Сестренка Дунпо» — так прозвали Су мужчины, ее соотечественники на корабле. В произношении южанки Бао «Дунпо» прозвучало, как французское слово tombeau (могила).
Су помещалась в одной каюте с Бао, причем занимала более удобную нижнюю койку, но в последние дни ей казалось, что Бао причиняет ей сплошные мучения: и храп у нее несносный, и ворочается без конца — того и гляди, полка обрушится. Получив отпор от Бао, она обратилась к Сунь:
3
Су Дунпо (Су Ши) — знаменитый поэт (1036—1101). По преданию, его младшая сестра отличалась талантом и самомнением.
— Хоть вы рассудите нас! Я назвала ее симпатичным младенцем, а она в ответ насмехается. Хороший сон — это же счастье. Я-то знаю, как вы любите поспать, потому и стараюсь не шуметь. Как же, вы еще жаловались, что боитесь пополнеть. Но с такой привычкой несколько лишних фунтов вам обеспечено!
Малыш получил сахар и сразу засунул его в рот. Мать велела ему поблагодарить барышню Бао, но он не внял ее словам, и госпоже Сунь пришлось взять эту миссию на себя. Су отметила, что Бао не слишком потратилась на угощенье — это был тот сахар, что подавали по утрам к кофе. Презирая такой дешевый способ завоевания популярности, она прекратила разговор с Бао и снова уткнулась в книгу. Краешком глаза она видела, однако, как Бао взяла два шезлонга и поставила их рядышком на свободном месте неподалеку. Обругав ее в душе «бесстыдницей», Су не могла не осудить и себя за подглядывание. В это самое время на палубе появился Фан Хунцзянь. Проходя мимо женщин, он остановился, бросил несколько фраз, спросил, как себя чувствует малыш. Госпожа Сунь в ответ издала неопределенный звук, а Су сказала: