Ощипанное стадо

Мужики шли по улице деревни и выжидательно поглядывали по сторонам. Водки, пару бутылок, они уже купили и сейчас горлышки выглядывали из карманов брюк у Толика Савина. Вначале они хотели выпить у Симагиных. Колька Симагин уверял, что жены дома нет, но не успели они подойти к крыльцу, как на пороге показалась Татьяна, Колькина жена. Уперши руки в крепкие бока, она со злостью смотрела на чуть смущенные лица мужиков, не ожидавших ее появления. Колька попытался поговорить:

— Тань!

Мы тут с мужиками…

Договорить она не дала и заголосила на всю деревню:

— А–а–а!.. Лодыри!.. Опять лопать пришли?! Хоть бы людей постыдились! Рабочий день все же! И как вам только в глотки–то лезет. Каждый день… А ты… — Она яростно уставилась на мужа: — …косы не клепаны, а он опять выпивать собрался…

От слов Татьяна перешла к делу. Неизвестно откуда в ее руках появился веник и мужики, матерясь, кинулись к дороге. В спину последнего веник угодил жесткой рукояткой с завидной точностью. Мужик едва не упал от силы удара. Подскочил и прибавил ходу. Вслед несся разозленный голос женщины:

— Только появись гад ползучий! Я тебе все бока синяками украшу!

Колька, бежавший впереди всех, хлопая белесыми ресницами, слабо оправдывался:

— Я ведь не знал… Она же на ферме должна быть сейчас… — И тут его маленькие, поросячьи, глазки заметили сарай: — Во, мужики! Глядите! Уж здесь–то никто не прогонит, да и тенек есть…

Двор у Сомовых был самым широким во всей деревне. Когда–то давно здесь была конюшня, но от нее остался лишь старый полуразвалившийся сарай за огородом. Вот в этот–то сарай и пришли мужики. Он был завален разным никому не нужным хламом: от поломанных тележных колес и оглобель до старой проржавевшей косилки.

Теплый июльский денек уже подходил к концу, солнце все ниже опускалось на верхушки елей не далекого леса. Мужики бросили старую доску на пол — вместо стола. Выложили немудрящую закусь: буханку хлеба и банку кильки в томате, поставили бутылки. Но банку вскрыть было нечем. Повертев консервы в руках, Колька выругался и засветил ее в стену. Банка точнехонько угодила на огромный кованый гвоздь и пробилась, обдав ближних мужиков соусом и крошками кильки. Чуть покачиваясь, повисла на шляпке гвоздя. Ошалевшие мужики посмотрели на измазанные рожи друг друга и дружно уставились на чистенького Кольку. В наказание отправили в огород к Сомовым.

Симагин шустро открыл калитку и скользнул внутрь: вырвал пару гнезд лука. Сорвал штук шесть огурцов. Сложил трофеи в полу рубашки и вернулся назад. Рассевшись вокруг доски, мужики не торопясь распили одну бутылку. Закусили. Разговор тек не прерываясь ни на минуту. Они вспоминали разные случаи, спорили, обижались на жен.

Поблизости гуляли куры Сомовых во главе с огненно–рыжим красавцем петухом. Витек Дунаев с минуту разглядывал их, потом намочил в водке кусочек хлеба и кинул в гущу кур. Те сначала шарахнулись в разные стороны, а потом склевали угощение и теперь поглядывали на людей с ожиданием — не угостят ли еще?

Мужики все это время молчали. Затем дружно переглянулись и не сговариваясь, намачивали хлеб в водке и бросали, бросали его курам. Те

клевали с явным удовольствием. Вскоре движения птиц стали не уверенными. Клювы все чаще промахивались мимо крошек. Крылья обвисли по бокам. Растопыренные пальцы лап стали мешать при ходьбе. Куры безбоязненно подходили к людям и мужики, ухмыляясь, поглаживали их по гладким спинкам.

Всех смешнее выглядел петух. Склонив голову набок, он вдруг намылился поухаживать за своими подружками, но лапы не слушались. Он спотыкался, падал, бил крыльями по земле и не переставая орал «Кукареку», пока не охрип. Мужики, забыв о выпивке, хохотали до слез. Курицы шатались, бродили по кругу, спотыкались и сталкивались. Они даже пытались драться и все это время тянули свое «Ко–ко–ко». В конце концов стадо попадало кто где и затихло.

Мужики допили остаток водки, еще немного посидели и разошлись по домам…

Тетка Анна Сомова подоила корову и как была, с подойником, вышла из сарая и покликала кур:

— Цывы, цывы, цывы…

Никто не прибежал на ее зов. Анна огляделась. Поставила подойник на завалинку и спросила через затянутое марлей окно:

— Степан! Ты куриц не видел?

Из дома раздалось:

— Нет! Чего ты переживаешь? Придут…

Анна постояла у крылечка и задумчиво сказала:

— Пойду, поищу…

Через несколько минут она со слезами на глазах вбежала в дом:

— Степан! Куры–то подохли! Видно удобрения наклевались, возле сарая валяются…

Тетка Анна расплакалась. Проревевшись, она вместе со Степаном отправилась к сараю. Куры валялись поджав пальцы лап и вытянув шеи. Мужик тяжело вздохнул:

— Ладно, мать! Других купим…

Тетка Анна попричитав еще немножко сходила в дом за большой корзиной, сказав удивленному мужу:

— Хоть ощиплю их, вон перо–то какое хорошее. Не на одну подушку хватит…

Степан щипать дохлых кур наотрез отказался и ушел в огород поливать, потом отбил косы. Тюканье его молотка сливалось со вздохами и жалобами жены. Наконец куры были ощипаны. Анна отнесла переполненную пухом корзину домой. Вернулась и пошвыряла голенькие тельца в самую гущу крапивы на помойке. Последним «улетел» туда петух…

Утренний холодок разбудил голеньких пташек и все стадо, изрядно продрогнув, припустило к родному дому. Петух шел впереди гордо задрав голую шею. Без перьев он смотрелся весьма комично со своей важной походкой. Возле колодца он покрутил головой, похлопал себя по бокам огрызками крыльев и проорал:

— Ку–ка–ре-ку–у–у! — Со всех сторон раздались ответные крики. Он снова захлопал по голым бокам и вытянув шею, возвестил еще громче: — Ку–ка–ре-ку–у–у!

Тетка Анна проснулась после первой песни и прислушалась. После второй она толкнула в плечо спавшего рядом мужа:

— Степан, а Степан!..

Тот недовольно отозвался:

— Чего еще тебе?

— Слышишь?

Петух за окном снова заорал свое «кукареку», а Степан проворчал:

— Ну и что?

Анна села на постели и полувопросительно сказала: