Оседлавший Бурю
Шрифт:
— Я не очень-то верю в волшебство, — признался Мулграв, — но не спорю с теми, кто верит. Вера успокаивает, а иногда дает силы, чтобы помочь другим. Однако я не раз был свидетелем чудовищного зла, которое творили во славу Истока, и ни разу не видел чуда.
— Понимаю, — сказал Эрмал Стэндфаст, — и не стану спорить. Но до меня дошел слух, что держава Краноса находилась в Шелсане. Ее нашли рыцари Жертвы.
Мулграв вздохнул.
— Отец рассказывал, что в Шелсане сокрыта великая тайна. Но каких только сказок он не рассказывал! Он говорил, что людям необходимо научиться любить, что любовь питает мир и превращает врагов в друзей. Интересно, продолжал ли отец верить этому, когда рыцари уничтожали все, что он любил?
— Надеюсь, что да, — тихо сказал Эрмал.
Эрмал Стэндфаст был священником уже двадцать два года. Его любил весь город за кроткие, остроумные проповеди, за то, что он никогда никого не осуждал. Его слава целителя гремела по окрестностям Шелдинга, и многие прихожане были обязаны жизнью его умению готовить целебные отвары. Именно поэтому Гэз Макон привез к нему умиравшего Мулграва.
В общем, священнику следовало если не гордиться, то радоваться тому, что он достиг за последние двадцать с небольшим лет.
Но даже если Эрмала и посещали подобные мысли, теперь ему не удавалось удержать их при себе. Переполненный горечью, он сидел у камина в крошечной гостиной. Мулграв давно спал наверху, и весь дом, если не считать несколько рассохшихся скрипучих половиц, погрузился в тишину.
— Ты хуже вора, — сказал Эрмал вслух. — Жалкий слабак, трус и лжец.
Он уселся в кресле поглубже и поправил плед, укрывавший слабые плечи. На глаза навернулись слезы.
Эрмал неплохо разбирался в травах, но все его лекарства готовились из ромашки и яблочного уксуса, иногда с щепоткой горчицы. Никакого медицинского воздействия эти снадобья не оказывали. Талант Эрмала шел изнутри. Он лечил наложением рук. Закрыв глаза, он видел недуг, и либо выгонял его, либо увеличивал защитные силы организма, чтобы тот сам справился с болезнью. Сначала Эрмал держал свой дар в тайне, не из страха, больше из-за врожденной застенчивости и желания остаться незамеченным. Он не хотел, чтобы на него показывали пальцем, не хотел быть особенным, отличаться от других. В детстве он хотел просто забыть о даре. Но с возрастом Эрмал все больше склонялся к духовному пути и пришел к выводу, что дар необходимо употребить на благо людям. Вскоре он понял, как это можно осуществить: выдавая свои способности за травничество. Исток, без сомнения, должен простить такую невинную ложь. В конце концов, разве не Исток создал его скромным и стеснительным? Кроме того, отец, такой же стеснительный, как и сын, всегда повторял: «Делай добро в тайне». Он совершал благотворительные пожертвования либо анонимно, либо через доверенное лицо, которое никогда не раскрывало источник денег. «Исток дал нам все, что у нас есть, — говорил он, — и уже то, что люди присваивают себе право быть дарителями, — гордыня».
Эрмал, сделавший эти слова своим девизом, был счастлив тому, что мог проповедовать и врачевать. Любовь прихожан и благодарность исцеленных стали для него наградой.
Все изменилось четыре года назад, когда Искупители арестовали старого Тэма Фарли.
Это воспоминание разбередило неугасшее чувство вины. Тэм жил один, на ферме неподалеку от Шелдинга. Однажды, пятнадцать лет назад, Эрмал зашел к нему в гости. Стоял жаркий летний денек, и священник решил совершить обход тех прихожан, которые не хотели или из-за старческой немощи не могли прийти на службу. Большинство людей радовались его приходу, лишь некоторые, кто не интересовался религией, отмахивались.
Так Эрмал дошел до домика Тэма. Несколько лет назад старый дом сгорел дотла. Вскоре ферма перестала приносить доход, и Тэм, продав лучшие поля соседу, стал жить в домике рядом с обгоревшим остовом, в компании петуха и двух дюжин несушек. Домик был ладный и чистый, входная дверь сохла, покрытая свежим слоем зеленой краски. Священник постучал.
Вскоре Тэм открыл дверь. Высокий, ссутулившийся от времени, старик отбросил с лица длинные, неухоженные, седые волосы. Его глаза, несмотря на прорезавшиеся вокруг глубокие морщины, были ярко-голубыми, нетронутыми годами. Это были глаза умного юноши, которому все еще интересна жизнь, ее чудеса и опасности.
— Я давно жду твоего прихода, священник, — сказал он. — Ты уже готов?
— К чему? — не понял Эрмал.
— К воспитанию твоего дара. К полету в небо, без тянущей вниз пустой оболочки. К тому, чтобы видеть мир глазами души.
— О чем ты говоришь?
Тэм посмотрел на Эрмала исподлобья и ухмыльнулся.
— Я знаю, кто ты, — заявил он. — Знаю, что ты умеешь. Чувствую, когда ты обращаешься к магии. Ты вылечил Баба Фаста, забрал у него опухоль, взял ее на себя. Долго же ты искал способ избавиться от этой мерзости. Не переживай, собака и сама бы скоро издохла.
Эрмал пришел в ужас. Баб Фаст умирал от опухоли в желудке. Священник прежде не сталкивался с такими тяжелыми болезнями. Обычно, взяв на себя чужой недуг, он хворал несколько дней и затем приходил в себя, но в этот раз все пошло не так. Опухоль начала расти в его теле. Эрмал понял, что умрет, и, испугавшись, перенес болезнь на старую псину, побиравшуюся по городу, ощутив при этом гораздо меньшие муки совести, чем ожидал. Собака сдохла на следующий день. Но откуда Тэм узнал?
Эрмал стоял в дверях, лишившись дара речи.
— Не волнуйся, приятель. Я никому не скажу. Заходи, побеседуем.
Вспомнив, что было дальше, Эрмал вздохнул. Тэм накормил гостя и рассказал, что тоже получил дар от Истока. Он мог общаться с умершими, иногда предсказывать будущее и покидать собственное тело. Этому за несколько лет обучился и Эрмал. Сначала они летали вместе: в первые путешествия душе легко заблудиться в пустоте. Но вскоре Эрмал начал улетать в одиночку, воспаряя к звездам, проносясь над далекими странами и невероятными городами, замирая у скалистых гор и пересекая огромные океаны.
Они с Тэмом даже присутствовали на подписании договора, который должен был положить конец разногласиям среди знати. Король наконец согласился передать часть полномочий Великому Совету, члены которого должны были выбираться из народа. По всей стране устроили великие празднества. Король в великолепном плаще цвета небесной лазури вступил в Дискуссионную Палату. За ним проследовали лорды Бакман и Винтерборн. Четыреста членов совета встали и учтиво поклонились пришедшим. Король сел на раззолоченный стул. Люден Макс принес договор и протянул правителю.
— Наконец-то перестанет литься кровь, — шепнул Тэм. Эрмал ощутил, как рядом с ними, под стропилами Палаты, появляется что-то холодное, чуждое.
— Бежим! — крикнул Тэм.
В домике Тэма Эрмал с трудом поднялся на ноги.
— Что произошло? — спросил он.
— Мы не одни обладаем талантом, Эрмал. Лучше избегать ненужных встреч.
Это были лучшие дни в жизни Эрмала. У него появился друг, с которым можно было свободно говорить на любую тему, и учитель, который знал, как развить природный дар, и помогал это сделать.