Осел и морковка
Шрифт:
Глава 10
Конь Армандо достался отменный. Сильный, выносливый и быстрый. Слуга молодого герцога сказал, что зовут коня Брик, что на каком-то древнем языке означает "Кирпич". Очень подходящее имя для такой скотинки. Если бы кирпичи летали…
Конь спокойно пережил смену владельца. Взял у Армандо кусок хлеба, густо посыпанный солью, и на этом признание нового хозяина состоялось. Никаких закидонов, свойственных породистым коням, у этого замечательного представителя лошадиного племени не было. Седлать себя давал спокойно, сбросить не
Армандо только опасался, что при таком флегматичном характере его не заставишь скакать с хорошей скоростью. Поначалу такое мнение оправдывалось. Ход у Брика был настолько ровным, что хоть засыпай у него на спине, а не хочешь — книжку читай. Каково же было изумление мага, когда следующая по дороге деревня показалась значительно раньше, чем он рассчитывал.
Плавный, ровный аллюр оказался еще и очень быстрым. Если так пойдет, то у него есть все шансы нагнать Дину. Похоже, девочка больше не плывет на неверном плотике, а идет пешком.
В деревенском трактире Армандо поел сам и накормил коня отборным овсом. Надо поощрить такого отличного скакуна. Прикупил у хозяина еды на два дня и торбу с овсом для Брика. Теперь можно двигаться без остановок.
Ночь он снова провел в лесу, опасаясь ночевать в деревнях, хотя мог бы и добраться до ближайшей. Тем более что там его поджидала неожиданная весть.
На деревенских улицах он оказался задолго до полудня, когда обычно все заняты по хозяйству и за воротами редко кого увидишь. Но на этот раз у какого-то небогатого дома ему встретилась большая толпа. Похоже, здесь собрались все жители деревни.
Любопытный Армандо не смог остаться в стороне. Ведя Брика в поводу, он протолкался в самый центр и увидел, что люди окружили четверых. Вернее, пятерых: здорового мужика с кудлатой бородой, молодую женщину с крошечным младенцем на руках (это их он посчитал за одного), тетку средних лет с неприятным испитым лицом и мальчишку лет десяти, жавшегося к ногам мужика, вероятно, отца.
Мужик и молодая мать стояли молча, мальчишка тоже молчал, хоть и трясся от страха, а тетка стояла в боевой позе, готовая сожрать любого, кто на нее пойдет.
Рядом с ними переминались с ноги на ногу два вооруженных копьями парня в мундирах стражников и толстенький коротышка в хорошем, дорогом платье. Начальство. Скорее всего, староста деревни. Напротив них стояла высокая, тощая особа неопределенного возраста и, направив на тетку свой указательный палец, визжала:
— Ведьма она, ведьма! По закону полагается, так хватайте ее!
Толстячок страдальчески скривился.
— Успокойтесь, любезная Васила. Вы всполошили всю деревню. Не надо так орать. Мы многократно проверяли госпожу Самину на ведовство. Она не ведьма, сколько вам говорить.
— Да, не ведьма? — продолжала бесноваться тощая, — А как тогда Мирене разродиться удалось? Самина давеча сама говорила, что конец бабе приходит: дитя встало поперек и никакая сила его не повернет. А сегодня что мы видим? Вон оно, дитя, на руках у матери. Оба живы и здоровы, проклятущие. На такое только ведьмы способны. Все знают! Ежели мать себя и дитя не забоится ведьме продать, то и с того света вертают взад! А кто роды принимал? Ведьма она и есть! — завершила тощая Васила свое выступление.
Староста снова сморщился. Видно, это баба у него уже поперек глотки стояла.
— Помолчите, Васила, а то придется вам дома взаперти посидеть. А ты, Самина, расскажи, как дело было. Как оказалось, что ты им смерть пророчила, а они живы остались.
Тетка набычилась, вдохнула поглубже и перешла в наступление. Видно было, что баба идет в сражение и не собирается проигрывать. Еще бы: ценой поражения стала бы ее жизнь. После первых слов на весьма прозаическом лице тетки установилось то вдохновенное выражение, которое отличает записных лгунов. Сейчас она сама верила в то, что говорила.
— Не понимаю я, как меня можно обвинять! Вы меня не первый год знаете: более опытной повитухи во всей провинции не найти. Или это неправда?
Она уставилась на односельчан и те нехотя забурчали, подтверждая ее слова. Она, вдохновленная поддержкой, продолжала:
— Да, еще вчера утром дело застопорилось, плод встал поперек и ни с места. Я уж думала конец, так и в трактире давеча сказала, чтобы, если что, меня никто не обвинял. А потом подумала… Дала вон Мирене настойку кибирца с кошачьей мятой, чтобы схватки на время остановить. Единая надежда была, что, пока мать отдыхает, дитя само повернется. Так и сбылось. Только схватки прекратились, плод биться стал, что рыба в садке, и повернулся-таки! Головкой пошел. Тут я Мирене другого зелья дала, окорца трехлистного с выром болотным и почками лазги. У нее снова схватки начались и вон какую девочку наша Мирена родила. Красавицу!
— А потом? Потом что было? — выкрикнула-таки Васила.
Тетка аж всплеснула руками от негодования.
— Как что? На радостях мы с Ганером это дело отметили. У него самогонка высшего сорта, не то, что у тебя, жердь глупая и завистливая. Ну, каюсь, перепила маленько. Так и заснула в гостях, домой не дошла. И что, теперь из-за этого я ведьма?
Тут стоявшая до той поры твердо Мирена стала медленно опускаться на землю, съезжая вдоль тела мужа. Глаза ее помутнели и закатились.
Один из стражников, более молодой, бросил копье и поймал дитя, готовое выпасть из материнских рук. Его старший собрат смотрел на напарника с сожалением: влетит ведь за нарушение устава. Народ тем временем заволновался и потребовал, чтобы стражник применил амулет дознания.
Тот со скучливой миной достал полупрозрачный камень на веревочке и поднес сначала к лежащей на земле родильнице, затем к ребенку, а после того к стоящей в боевой позе тетке. Ничего не произошло. Тогда стражник забубнил:
— Именем нашего короля свидетельствую: никаких заклинаний ни этими людьми, ни над этими людьми применено не было. Они чисты перед законом. Васила за оговор должна будет выплатить виру: золотой в казну и десять серебряных монет Ганеру с Миреной.
Конечно, если действовала Дина, никаких следов не должно было остаться. Родовспоможение по — ведьмински обходится чистыми потоками силы, а их никакой амулет не засечет.