Осень для ангела
Шрифт:
Он пил водку, а мысли его были далеко от этого места. Вся жизнь его пролетела как на киноэкране черно-белом. Он с удивлением, но без особого интереса отметил, что и впрямь в воздухе появился широкий киноэкран, застрекотал невидимый проектор и кадры немого кино его жизни замельтешили на экране. Каждый шаг от босоногого детства, до последнего… — Иван Васильевич шмыгнул носом от нечаянной грусти, — последнего мгновения жизни, все пролетело со скоростью курьерского поезда.
Закончилось кино, погас экран и как-то сразу полегчало на душе, отлегло. Может оно раньше
Остановись человек, подожди, пока твое счастье тебя догонит. Пока память твоя обласкает душу приятной для сердца картиной, образом милым, словом памятным душевным. Легче дышать стало Ивану Васильевичу, улыбка на лице заиграла, движения стали увереннее.
Закончилась анисовка, франт «налил» перцовки, закончилась и она. Старинная русская пословица гласит — первая рюмка ударяет колом, вторая — летит соколом, а от каждой последующей человек становится легким и радостным, как пташка.
Иван Васильевич и не заметил, как от светлой грусти душа его перешла к необычайной радости. Шутки сменялись анекдотами, под общий хохот рассказывались веселые истории.
— Вот ты мне скажи, любезный, чего ты за те души цепляешься? Они тебе родственники что ли?
— Н-н-нет!
— Ты пойми, дурья башка, у них своя жизнь, у тебя своя. Негоже путать предназначения, не тобой придуманные.
— А кем они придуманы?
— А то ты не знаешь!
— Предположим, не знаю.
— Богом, кем же еще, дурилка картонная. Он там сидит на небесах, в затылке чешет, умные мысли придумывает, потом с миром делится. А ты поперек самого получается?
— Получается так.
— А зачем? Если они тебе не родственники, какой тебе с них прок? Их ждут там, а ты задерживаешь, непорядок.
— Непорядок.
— А с непорядком, что нужно делать?
— Устранять!
— Вот видишь! Еще по одной? За порядок!
— За порядок? За порядок выпью… по одной…
Франт вел беседу, не забывая подливать водки, рассказывал армейские анекдоты, первый же им пьяно смеялся. Речь его была затейлива, но суть в ней не менялась — отдай, дорогой Иван Васильевич, души и не мешайся под ногами.
Но в какой-то момент разомлевший от выпитого Иван Васильевич поймал на себе совершенно трезвый взгляд Франта, оценивающий взгляд, мол дошел ли клиент до кондиции или нужно еще добавить.
Не понравился Ивану Васильевичу этот взгляд, хотел он встать, перевернуть стол, сказать пару ласковых добрым собутыльникам. Только ноги словно отнялись, руки налились пудовой тяжестью, язык отказывался подчиняться, вяло ворочаясь во рту.
— Вот ведь гадость какая, — с холодным ужасом подумал Иван Васильевич. — Молитву богу не вознесу, заклятия, даже вспомнив, не скажу, и убежать, куда глаза глядят не сумею. Опоили супостаты, все рассчитали
— Кажется, любезнейший, вы хотите что-то нам сказать напоследок, — улыбнулась совершенно трезвая Смерть. — Нет? Что же, задерживать не будем, адью, так сказать, передавайте привет родственникам.
— Я же говорил, что лучше водки может быть только много водки, а вы заклинания, уговоры, диспуты. Что, мерзавец, молчишь? Язык отсох? Оно и правильно, иной раз язык совершенно лишняя деталь в организме, лучше его на хвост заменить, больше пользы было бы, ха-ха-ха! — закатился Франт, представив видимо Ивана Васильевича без языка и с хвостом.
— Господа, ради бога, ну как можно? Не комильфотно поступаем, господа. Клиент готов к отправке, давайте отправлять. К чему эти обидные слова? Время, господа, время!
— Так ведь забавно, матушка, сидит, как пень с ушами и глазами лупает, ха-ха-ха!
— Отставить, поручик, не ко времени веселье, работы прорва, а вы тут тру-ля-ля разводите. Отправляйте клиента экспрессом по нулевой линии.
— Кхм, хм, не могу, матушка, только после вас. Без вашей визы, — Франт игриво ткнул пальчиком в косу, — никак не могу.
— Господи, все сама, все сама! — вздохнула Смерть, легко скинула косу с плеча и широким полумесяцем провела лезвием над головой Ивана Васильевича.
Что-то дрогнуло в душе его, словно ниточка хрустальная лопнула, зазвенело в ушах, свет померк, тело потеряло вес и чувства исчезли, словно в одно мгновение стал он духом бесплотным. Потом Иван Васильевич, увидел самого себя, словно со стороны.
Стоял он, схватившись за сердце, с совершенно безжизненным бледным лицом. Потом медленно осел вниз и упал навзничь. Иван Васильевич рванулся было к самому себе, чтобы помочь, но что-то удержало его на месте, не пустило. Он попытался закричать, позвать на помощь, но голоса своего не услышал. Хотя другие голоса, ставшие в последний час особенно ненавистными, слышал замечательно.
Франт разговаривал по мобильному телефону и одновременно сгонял разбредшиеся души в кучу. Смерть разминала пальцы и что-то бормотала себе под нос, словно школьник перед уроком, боящийся забыть выученное дома стихотворение. Кудряшка настраивала ловушку, сверяясь с табличками и покручивая регуляторы.
— Алло, база, нужна нулевая линия, груз одиночный, статус три семерки, прошу вне очереди! — бубнил Франт.
— С какого перепугу вне очереди, да еще по нулевой? Царя что ли отправляете, али Пушкина еще одного разыскали?
— Девушка, вы там вопросы то отставьте, вам сказано по нулевой, значит по нулевой! — разозлился Франт. — Наберут по объявлению, объясняй тут каждой, что да почем. Исполнять, как сказано, упал-отжался!
— Ага, кинулась прям так вот сразу! Допуск предъявите, накладную на сверхлимитный отбор энергии, справку о прохождении грузом карантина, отчет о последнем годе жизни груза…
— Слушай внимательно, читай по губам, повторять не буду, если ты сейчас не… — в трубке раздались короткие гудки.