Осенние мухи. Повести
Шрифт:
Он вспомнил обо мне, подозвал и попросил лекарство от хронического кашля. Я кивнул на дымившуюся в его пальцах сигарету и посоветовал бросить курить.
Он рассмеялся:
— Молодость вечно впадает в крайности. Можно отнять у людей жизнь, но не страсти.
Князь говорил хорошо поставленным голосом и блестяще излагал свои мысли. Я предложил ему успокоительное, он согласился, поблагодарил и отослал меня. Я долго оставался в своей комнате, предаваясь размышлениям и гадая, сбудутся ли наши мечты о будущем. Я ощущал печаль, усталость и какую-то
Я вернулся в сад в сумерках. Ясное небо напоминало сверкающий розовый алмаз. В этот час Острова были очень красивы. Небо отражалось в воде маленьких лагун.
Князь сидел в карете, прикрыв ноги меховой полостью. На сиденье рядом с ним лежал букет свежесрезанных белых роз.
Я отдал ему рецепт.
— Вы француз? — спросил он.
— Швейцарец.
— Прекрасная страна… — кивнул он. — Этим летом я проведу месяц в Веве…
Нельроде сделал знак выездному лакею, дверца захлопнулась, и лошади тронулись.
На подъезде к столице женщина, бывшая когда-то невестой Григория Семенова, бросила бомбу в карету князя. Она ждала этого дня пятнадцать лет. Лошади, кучер, нюхавший розы старик Нельроде разлетелись на куски вместе с бомбисткой.
Глава XV
Курилов узнал о случившемся тем же вечером. Мы ужинали, когда появился офицер свиты князя. Услышав звук его шагов и стук сабли о плиты пола, Курилов угадал несчастье. Он так сильно вздрогнул, что не удержал бокал с вином, но тут же овладел собой, поднялся и молча вышел. Маргарита Эдуардовна последовала за мужем.
Всю ночь в комнате Курилова не гас свет. Я видел, как он медленно ходит из конца в конец комнаты, подходит к окну (на стекле отражался его силуэт), чтобы бросить взгляд на улицу, поворачивается, исчезает в глубине спальни, а потом снова появляется.
На следующее утро, когда я вошел, он спросил еле слышным голосом:
— Вы уже знаете?..
— Да.
— Мы были знакомы тридцать лет…
На глазах у него блеснули слезы, он отвернулся, устало махнул рукой:
— Все кончено… Кончено… Так-то вот.
На следующий день я получил весточку от Фанни и встревожился: по конспиративным соображениям она должна была связаться со мной только для того, чтобы сообщить дату покушения.
Фанни назначила встречу в Павловске, в часе езды от Санкт-Петербурга, на концерте фортепианно-скрипичного дуэта в Курзале вокзала.
В фойе многочисленная публика внимала блестящим стремительным аккордам Шумана.
Фанни снова переоделась крестьянкой, я не сумел сдержать раздражение и заметил, что не стоит осложнять нашу игру дурацкой маскировкой — от нее и без того за версту разит дешевой театральностью.
Много позже, став профессиональным революционером, я понял, что чаще всего именно излишние предосторожности губят все дело. Нос с горбинкой и крупный рот с пухлыми губами выглядели так характерно, что можно было не заглядывать в ее паспорт.
Но народу в зале было много, мы затесались в толпу, и никто не обратил внимания на странную девицу в красной косынке.
Мы вышли в заполненный густым туманом парк и сели на скамейку. В воздухе стоял сладкий запах молодой клейкой листвы. Росший в двух шагах от скамейки тис был наполовину окутан белой пеленой.
Я раскашлялся. Фанни раздраженно сдернула с головы платок.
— Плохие новости, товарищ. Лидия Френкель, хранившая у себя динамит, погибла при взрыве. В Женеве решили доверить работу мне — я достану бомбы, когда потребуется. Покушение, скорее всего, назначат на осень. У меня есть для тебя письма из Швейцарии.
Я взял у Фанни конверты и машинально сунул их в карман.
— Хочешь облегчить работу шпикам? — с нервным смешком поинтересовалась она. — Прочти и сожги все.
Я так и сделал (послания, кстати, оказались вполне невинными). Фанни наклонилась к моему уху:
— Это правда, что ты видел Нельроде за несколько часов до… его конца? — с жадным интересом спросила она.
— Правда.
Фанни говорила приглушенным голосом, ее зеленые глаза мрачно сверкали.
— Как это было? О чем они говорили?
Вопросы выдавали возбуждение и смутный ужас Фанни, в голосе звенела ненависть. Она отодвинулась, нервно поежившись, и густой туман скрыл от меня ее лицо. Я чувствовал усталость и раздражение, но Фанни жаждала получить ответы, и я сказал, что услышал несколько справедливых и много глупых слов. Бессмысленно было объяснять, что эти государственные мужи, внушающие народу страх и ненависть, совершающие множество ошибок, не осознающие истинного положения дел, питающие глупые иллюзии, показались мне жалкими и ограниченными, как все люди вокруг, как я сам… Фанни стала бы выискивать в моих словах скрытый смысл, додумывать и даже придумывать за меня.
Концерт закончился, и публика начала медленно растекаться по аллеям парка. Мы расстались.
Глава XVI
Случилось так, что я был у Курилова, когда на прием пришла вдова Арончик — старая еврейка, за которую хлопотала его жена. Маргарита Эдуардовна попросила меня прервать аудиенцию, если я замечу, что министр устал или хуже себя почувствовал. После убийства Нельроде прошло четыре дня. Большую часть времени Курилов проводил в доме князя, на бдении у закрытого гроба, или на заупокойной службе в церкви. Похороны состоялись на пятый день.
Полиция арестовала нескольких предполагаемых сообщников террористки, и Курилов пожелал присутствовать на всех допросах этих, как он говорил, «чудовищ, этих кровожадных тигров в человеческом обличье». Двое из них были впоследствии повешены.
Он возвращался без сил, не разговаривал с домашними — только кричал на слуг и подчиненных. Удивительно, но со мной он был изысканно-вежлив и терпелив. Воистину — всесильный министр испытывал симпатию к своему врачу.
Вдове Арончик пришлось ждать, как и другим просителям.