Осенний любовник
Шрифт:
Пенни на секунду закрыла глаза, потом судорожно вздохнула и обняла Элиссу.
– Может, мука припорошит веснушки, – сказала Пенни.
– Тогда я немедленно сотру все следы от муки, потому что я люблю твои веснушки.
– Потому, что у тебя самой они не вылезают. Даже когда выходишь на солнце без шляпы.
– Ну еще бы, – фыркнула Элисса, – от солнца я становлюсь, как жареный лобстер.
– У тебя такая красивая кожа. – Пенни с завистью посмотрела на девушку. – Прямо кровь с молоком, точно как у твоей матери. И волосы цвета льна. А зелено-голубые глаза – настоящие драгоценные камни. Тоже как у нее.
– Да это ты так говоришь. Я-то думаю совсем по-другому. Моя мама была необыкновенно красивая. И мне до нее далеко.
– Ну мужчины так не считают.
– Сказала бы ты это английским лордам. Они смотрели на меня как на какой-то прыщ.
Пенни покачала головой.
– Я знаю, какие женщины нравятся мужчинам.
И печально добавила:
– И знаю, какие не нравятся.
Она произнесла таким тоном, что было ясно: себя она считает совершенно неинтересной женщиной.
Нахмурившись, Элисса вернулась к своим делам и взялась за вторую порцию теста. Она работала и размышляла: нелегко пришлось Пенни – расти в тени красоты Глории Саттон.
– Мужчины, которые смотрят только на внешность женщины, – и не мужчины вовсе, – вдруг заявила Элисса.
– Но все они смотрят только на это.
– Да ради Бога, Пенни, ты же сама отвергла половину рабочих на Лэддер-Эс!
– Они обращали на меня внимание только после того, как их отвергала твоя мать. И они переставали ей поклоняться. Если переставали.
Сжав губы, Пенни с еще большей страстью накинулась на кофейные зерна. Печаль и смирение смешались на бледном лице, и Элисса тихо спросила:
– А кто он был?
– А?
– Кто был тот, кто из-за матери не заметил тебя?
Пенни замерла, но потом быстро пришла в себя, высыпала последнюю порцию молотого кофе в горшок на плите, подкинула дров в печь. Вскоре вода закипела.
– А что у нас за новый работник? Как его зовут? – спросила Пенни.
Бодрый голос звучал по-прежнему.
Элисса вздохнула. Да, Пенни очень устала, и на нее сильно давит то, что ее старый друг спивается…
Ой, страшно подумать.
«Мы обе слишком много потеряли, чтобы потерять еще и друг друга, – подумала Элисса. – Отец. Мать. Мак. Дядя Билл… Нет, я не могу потерять Пенни».
– Хантер, – быстро ответила Элисса, радуясь, что можно переменить тему разговора. – Не мистер. Он не сказал фамилии. И собственного имени. Просто Хантер.
– И поэтому ты считаешь его грубияном? Ты же знаешь, это западный вариант – никаких церемоний.
Щеки Элисты порозовели – печь дышала жаром. Ну как объяснить про юбку, зацепившуюся за гвоздь, про груди в руке Хантера и его взгляд, устремленный на них… Даже от воспоминаний она разволновалась. А если заговорит об этом, обе смутятся. И она, и Пенни.
– Сэсси, – тихо окликнула ее подруга, и старое детское прозвище в ее устах прозвучало так нежно.
– Хантер обвинил меня в кокетстве с Микки!
– А разве нет?
– Ну разумеется, нет. Ты когда-нибудь видела, чтобы я одаривала улыбками этого тупоголового негодяя?
– Нет, но судя по словам Микки, я поняла, что ты одаривала его гораздо большим, чем просто улыбками.
– Что? Это когда он болтал про меня такое?
– Да всякий раз, когда отправляется в поселок за продуктами или заворачивает в Дагаут-салун.
«Так вот почему Хантер так презрительно относится ко мне? Наверное, он слышал все эти разговоры».
Ответ совершенно ясен. Конечно, Хантер слышал грязную болтовню. И поверил.
– Микки не имеет никакого права трепать обо мне языком, – сказала Элисса, побледнев. – Запретить ему пялиться на меня я не могу, но моей вины тут нет.
Пенни посмотрела на сильно взволнованную девушку.
– Да не переживай, – тихо сказала она. – О твоей матери тоже много болтали. Она нисколько не обижалась.
– Она была замужем за любимым человеком, – ответила Элисса. – А окажись она одинокой, то человек, который ее интересовал бы, и близко не подошел бы к ней – зачем ему нужна вертихвостка?
Пенни заглянула в печь и вынула бисквиты.
– Так вот почему ты наряжаешься в шелк и кружева? Чтобы привлечь внимание нового мужчины, этого грубияна?
– Что-о?
– В этом платье ты похожа на ангела, свалившегося с небес.
– Да брось. – Элисса вспыхнула. – Я ношу дурацкие английские платья, потому что у меня больше нет ничего. И не на что купить.
Пенни улыбнулась, потом тихо рассмеялась, не слишком веря Элиссе. Улыбка Пенни походила на нее самое – открытая, теплая, освещавшая все вокруг.
Элисса шутливо толкнула ее плечом и тоже улыбнулась.
– Когда ты улыбаешься, я сразу понимаю, почему мама подхватила тебя на улице в Сент-Луисе и привезла на Запад. «Девять лет девочке, а от ее улыбки сияние не меньше, чем от рождественской елки», – говорила она. Тебе надо больше улыбаться, Пенни.
– В последнее время слишком мало поводов для улыбок. Не то что раньше.
– Я тоже скучаю по маме, – вздохнула Элисса. – И но отцу тоже. Хотя не так сильно. Его никогда не было дома, он все время гонялся за золотом. Хорошо помню, как Билл учил меня ездить верхом, стрелять, охотиться и ухаживать за скотом.
Лицо Пенни стало еще печальнее. Она тоже многому научилась у Билла. Девочкой она просто боготворила его. И так продолжалось до сих пор.
– Может, нам вместе пойти поискать Билла и притащить его сюда? – сказала Элисса. – Хантер запретил алкоголь на Лэддер-Эс. А вдруг через несколько дней мы увидим нашего прежнего Билла. Никогда раньше он столько не пил.