Шрифт:
Читатель, никогда не надейся.
Автор
Бывают ведь встречи, которые меняют тебя, которые ты никогда не забудешь и, вспоминая их, будешь ощущать послевкусие проведенных минут с человеком. А ведь сколько таких встреч будет за всю жизнь, а?! Но есть особенные, избранные, отличительные. Они как шрамы –на всю жизнь. А у меня этих шрамов… Не все они красивые, не все можно спрятать за одеждой, но есть у меня один, радостный и в это же время грустный. Он еще с юности у меня, лет с семнадцати. Прекрасное было время, прекрасная была осень, хотя на земле лежал уже снег сантиметров-таки десять-пятнадцать да еще и мороз градусов восемь. Правда, это осенью сложно назвать, но по календарю именно она и была. Я так хотел ей и сказал, ты лучшее, что со мной случилось этой осенью… но так и не сказал –ведь был уже снег…
Учился я тогда в десятом классе. Был как все и ученики: прогуливал иногда уроки, домашние задания не выполнял, опаздывал раза по три на недели, а после школы уйдешь с друзьями «прогуляться», так вечером домой и приходишь, весь озябший
День начался как обычно. Я проснулся в восемь часов, хотя уроки как раз в восемь и начинаются. Это была суббота, поэтому я имел право опоздать. Первый урок пропускал автоматически –все равно мозг не соображает, спит в отличии от хозяина. Поэтому я никуда не торопился, спокойно умылся, оделся, плотненько позавтракал –кофе и бутерброд –идеальнее завтрака не существует. К половине девятого я подходил к школе, как вдруг зазвонил телефон. Это был мой друг, Паша Еремин, одноклассник. Я уж испугался, подумал, потеряли меня, хотя он знал, что я задержусь, если так можно выразиться, но как оказалось он тоже не пошел –сестра у него из Москвы приехала, вот он с родителями и встречает ее с вокзала. А меня пригласил провести с ними и еще с парочкой знакомых субботний вечер. Ну я конечно же согласился –тем более на то и существует шестой день недели, чтобы хорошенько повеселится. Мы люди взрослые, понимали, что означает слово «повеселиться», следовательно, настроение уже было веселое, и на оставшихся уроках только об этом и думал, но перед этим я положил телефон в карман и потопал до школы: до нее оставалось три минуты ходьбы обычным человеческим шагом.
Зайдя в школу, я первым делом переоделся, что заняло времени немного, мы, парни в этом отношении метеоры, и направился в столовую, в которой кроме поваров никого еще не было –все ученики еще сидели на уроках и считали оставшиеся минуты до окончания урока. Я вошел, на мой взгляд, в сердце любой школы, в ее сокровищницу, где всегда царит любовь и доброта. Любовь и доброта к пирожкам с вишней. Они были по-райски вкусными и такими нежными, словно родная мать их делала. Это отчасти правда, ведь главным поваром была двоюродная сестра моего отца, которая, бывало, после уроков подойдет ко мне и так незаметно, чтобы остальные не видели, и сует мне в бумажном пакетике мол «на вот, поешь». За это я ее любил. Больше даже чем пирожки. Если бы я ее не любил, кто бы мне тогда их готовил. Пусть даже и в школе. Поэтому, хоть дома я и позавтракал, направился прямиком в столовую. Как и ожидалось, моя тетя, так я ее называл, стояла за стойкой и разговаривала с кем-то по телефону. Как только меня увидела –показала пальцем на поднос с вишневыми пирожками. Рядом с ним стояла и кружка, с нетерпением ожидавшая меня наверное не больше пяти минут, так как чай еще был горячим, можно было обжечься. И откуда она узнала, во сколько я приду?! Удивительная женщина…
Я спокойно сидел пил чай, закусывая любимым пирожком, сидел в абсолютной тишине, иногда прерываемой восклицаниями тети «Да, да, я тоже так думаю», «А еще…» и тому подобное , как прозвенел долгий-долгий звонок с первого урока, я бы добавил к этому еще и долгожданный, как вдруг за несколько мгновений столовая наполнилась целой ратью народа от мала до велика; народа кричащего, орущего, в каком-то смысле даже угнетенного, обиженного, но при этом до страшного веселого, смешного и милого. Я не знаю, правильно ли называть школьников милыми, но мне кажется, они заслуживают этого. Правда не все. Не милые те, кто случайно уронил мой пирожок. Получилось это совсем неожиданно: один другого толкнул, тот запнулся и повалился прямо на меня, я уронил мой пирожок. Ох, сколько злости у меня было, сколько негодования, это на вряд ли возможно описать и передать словами. Это как забрать у маленького ребенка игрушку. Вот такое же чувство было и меня. Кто-нибудь подумает, что я не совсем нормальный человек, но я-то нормальный, просто люблю пирожки, пирожки с вишней. Я был зол. Я не доел. А самый страшный человек, какой? Верно голодный. И не выспавшийся. Второе условие у меня было выполнено, а вот первое… ну это уж образно я говорю. Просто не нравится, когда идет не по плану, особенно не по-своему собственному. Мне ничего не оставалось делать, кроме как идти к себе в класс. Правда, можно было взять пирожок, но перехотелось. Тем более, если что-то уронил, то это обязательно к встречи…
Я пришел в класс, в котором уже сидели два моих друга – Леша Кравцов и Ваня Блохин. Мы были не разлей вода –один за всех и все за одного. Что бы не происходило, мы всегда помогали друг другу, какие бы ситуации не были: плохие, хорошие, справедливые и не очень. Но мы были вместе. Вместе и развлекались, веселились, или как сейчас можно говорить – тусили. И чем становились старше, тем чаще происходили «тусы».
Я поздоровался с ними и рассказал, что случилось со мной в столовой и что звонил Паша Еремин. Как оказалось, они были уже в курсе, и поэтому новость о приезде его сестры была для них не нова. Я, конечно, еще и удивился, потому что он тоже их пригласил, что было для меня странно, ведь они никогда особо не дружили да и не общались. Но все к лучшему: я буду в своей компании на вечеринке. Да, именно вечеринке. Леша рассказал, что Паша устраивает
Я бывал на его вечеринках не более трех раз и все время сидел где-нибудь в уголке, тихо-тихо, наблюдал как остальные веселиться обнимаются, были и случаи когда целовались, но чаще сидел и держал в руках телефон –переписывался. Не особо я любил такие мероприятия. Мне больше по душе сидеть дома, спокойно заниматься своими делами, к примеру, читать –у меня большая библиотека – или смотреть фильм. Я любил это, я жил этим, но не мог обидеть друга, поэтому и ходил. Но в этот раз была совсем иная причина –мне хотелось познакомиться в его сестрой. Не знаю, чем это было обусловлена, но как только я услышал «там будет моя сестра», то принял положительный ответ, даже не подумав. Чего-то ожидал, наверное, от этого прекрасного субботнего вечера. И когда закончились все уроки, я попрощался с Лешей и Ваней, пошел домой, то где-то на середине пути я вдруг понял, меня как осенило: я уронил пирожок, а ведь если что-то уронил, то это значит, что жди гостей. Жди гостей, Паша…
Время доходило к пяти часам вечера –мы договорились встретиться с мальчиками в половине шестого. У меня оставалось полчаса, а я уже собрался. Это было за гранью реальностью, ведь я привык только опаздывать, но никак не приходить раньше. Поэтому у меня было новое, необычное странное ощущение, до этого незнакомое мне –ждать. Я ждал. Впервые за семнадцать лет. Обычно ждут меня, обычно другим присуще это чувство, но никак не мне. Интересно для себя открыть нечто новое, в плане ощущений разумеется. Кто же знал, что в этот день я испытаю не только это ощущение.
Последовало два звонка: первый от Паши –от уточнял, приду ли, и второй от Леши –они подъезжали к моей остановки. Я выключил свет в квартире и направился к остановке. Через ровно четыре минуты я сидел в автобусе и угорал с нового анекдота Вани –в этом отношении он был Петросяном и умел поднять настроение, хотя оно у меня вечером находилось на высоком уровне.
Мы ехали еще минут десять, прежде чем высадились возле дачного поселка, где находился особняк Паши, но нам предстояло пройти еще минут десять и только тогда мы бы окончательно добрались до дома. Идя по главной улице, то и дело восхищались «откуда у людей столько денег, чтобы стороить себе такие жилища, да ладно это, у каждого дома стояла иномарка, миллионов за три, не меньше». Было грустновато на это смотреть. Я бы не сказал, что мои родители были бедные. Нет, мы жили стабильно, ну чуть выше среднестатистического россиянина. Нам хватало на жизнь, даже оставалось, и каждый год мы ездили за границу отдыхать. На доходы своей семьи я не жаловался. Но вдруг я посмотрел на Ваню. Мне стало его очень жаль: жил с одной матерью, родственников не было, да и получала она немного. Денег, как признавался Ваня, иногда не хватало. Но мы приходили к нему на помощь, в этом отношении и я, и Леша поддерживали, прося взамен только доброту. И вот, мой взгляд привлекла его мимика. Она выражала ненависть и одновременно бессилие человека перед сильными мира сего. Что он чувствовал в этот момент, известно одному Богу. Но мне стало страшно: а вдруг Паша стравит его с кем-нибудь, и придется выбирать, кто из друзей мне дорог больше, а это, поверьте, очень сложный выбор –и не знаешь как тебе потом это все аукнется. Поэтому, заходя в дом, у меня был легкий мантраж и волнение.
Дискотека только началась, но людей было немного –человек двадцать-двадцать пять от силы. Все танцевали, хотя танцами это было сложно назвать –все тряслись как в судорогах. Новое поколение, что сказать. Мои друзья сразу направились к месту дислокации алкоголя, а я решил найти Павлика. Конечно, мне не было труда отыскать его – в начале любой тусовки он сидел у себя в комнате и с кем-нибудь беседовал; никто не знал о чем, но все хотели попасть к нему на аудиенцию. Я поднялся на второй этаж и постучался. «Входите, –сказал твердый и решительный голос, совсем не похожий на Пашин». Мне даже почудилось, что я ошибся дверью, но я, не успев подумать, уже открыл дверь и передо мною предстал хозяин и его сестра. Она была очень красива. Светлые, чуть кудрявые волосы нежно лежали на широких, но правильных плечах; на щечках были едва заметные ямочки; а глаза карие. Настоящие есенинские карие в глаза, из-за которых взрослые мужчины сходят с ума. Я мужчина не взрослый, но моментально сошел с ума. Мне хотелось посмотреть, пристально разглядеть все ее черты, но мои глаза наполнились стыдом; я физически не мог их поднять. Павлик познакомил нас, и ее « привет» окончательно влюбил меня. Ее звали Лилия. Но представилась она как Лили, с ударением на последний слог. Немного отдавало американизмом. Мне даже на секунду показалось, что она полностью «американизирована», но мнение было ошибочным. Мы спустились вниз, а Лили осталась в комнате. Я надеялся она пойдет с нами, но друг пояснил, что она присоединится чуть позже. Это были самые долгие «чуть позже».