Осенняя заваруха

Безбах Любовь Сергеевна

— Одноклассник? Надо же. Мой однокурсник. Учились вместе в Военной Академии Генштаба на Земле, в России. Мы дружили. До сих пор считаю его другом, Александра, хоть мы и не виделись больше двадцати лет.

Мне было не слишком приятно узнать, что Власов и Рыжаков когда-то давно дружили, хотя меня этот факт не касался. Почему же я восприняла такую новость как нечто личное?

— Казалось бы, обжили почти всю Галактику, а мир все равно тесен, — сказала я.

— Он сложный человек, с ним всегда было как-то непросто.

— Валерка

сложный человек, потому что рос без матери. Я тоже росла без матери, но меня отец воспитывал, в отличие от Рыжакова. Отец у него пил, пока не спился. Валерку избивал постоянно. Все детство он ходил в каких-то обносках, вечно избитый, мрачный, озлобленный. Подозреваю, что и голодный. Учиться на Землю его отправила Государственная служба опеки и попечительства. Отца к тому времени лишили родительских прав.

Власов молча слушал меня.

— Он никогда не рассказывал о своем детстве, — сказал он, когда я замолчала. — Я и без рассказов догадывался, что там не все благополучно. А вас, значит, воспитывал отец? А меня воспитывала мать… Кстати, о синяках.

Власов протянул ручищу и взял меня за руку. Рукав тонкого свитера скользнул вниз. Как я позволила ему сделать это? А я стояла и молчала, только крепко сжимала свободной рукой чашку с кофе. Мое запястье властно держала жесткая и горячая ладонь Матвея Васильевича, и я против воли упивалась его прикосновением. Власов окинул взглядом мои синяки (его взгляд я хорошо ощущала, несмотря на его черные очки) и сделал вывод:

— Он всюду таскал вас за собой, схватив за руку. А здесь привязывал. Проводом. Он издевался над вами?

Я сердито промолчала. Он отпустил мою руку.

— Все позади, — сказал он. — Скоро вы будете дома. У вас есть родные?

— Отец.

— И все?

— Да. Но с отцом я в хороших отношениях. Даже несмотря на то, что он воспитывал меня, как мальчишку.

— Не очень-то он преуспел, — сказал Власов. Я уловила в его голосе восхищение и тут же захотела чем-нибудь похвастаться.

— Какое-то время я и в самом деле росла пацанкой. Увлекалась кулачным боем. Долго, лет шесть, даже участвовала в соревнованиях. У меня были смозоленные кулаки.

Я достигла цели — Власов сильно удивился.

— Вот уж не думал… Значит, вы умеете постоять за себя?

— Этого не отнять.

Я подумала, что владение кулачным боем мне не помогло. Ни в чем. Только вот похвастаться сумела.

— Вы тоже, как видно, не чурались занятий спортом?

— Разумеется, — улыбнулся Матвей Васильевич. — Мне тоже есть чем гордиться. Когда-то я был чемпионом России среди юниоров по греко-римской борьбе.

Он тоже хвастался! Знаменитый Слепой пират, гроза "морей и океанов", распустил хвост, чтобы мне понравиться! Догадка привела меня в восторг.

— Еще я увлекался тяжелой атлетикой, до сих пор дружу со штангой. А борьбу оставил вскоре после окончания Академии.

Власов

нахмурился чему-то своему и замолчал. Я мгновенно почувствовала себя брошенной. У него что-то стряслось в тот период, — подумала я. Мне хотелось узнать о нем как можно больше, но меня останавливали рамки приличия. Мы оба поставили пустые чашки на стол. Матвей Васильевич извинился за молчание.

— Вы росли в городе? — спросил он.

— Да, но нас есть загородный дом. Вы удивитесь, но воду в дом отец провел только лет пятнадцать назад. Я носила воду из колодца. У нас даже коромысла были.

— Коромысла? Вы носили воду в коромыслах? Это удивительно. Значит, вы деревенская?

Мы засмеялись, и я почувствовала себя счастливой. Мое царство понесло серьезные убытки, множество семей оплакивают погибших, а я думаю непонятно о чем…

— Почему ваша планета так называется? — спросил Матвей Васильевич.

— Потому что первый десант высадился в районе, где в то время стояла осень. Первооткрыватели были поражены красотой природы и назвали Осенью всю планету. Один из них даже стихи написал об этом. А почему ваша называется Онтарией?

— Потому что среди ее первооткрывателей находился потомок североамериканских индейцев. Он родился и вырос на берегах озера Онтарио. Название как-то сразу прижилось. А стихов о любимой Онтарии у нас тоже уже достаточно, — со смехом ответил Власов.

Меня так и подмывало подбить его на декламацию стихов, но мне необходимо было решить с ним еще один вопрос, не очень приятный и совсем не поэтический.

— На вашей эскадре находится лес лимпопо, который рубили бандиты Собакина, — сказала я. — Он принадлежит народу Осени.

Матвей Васильевич смотрел на меня без улыбки.

— Я не стану увиливать, Александра Владимировна, на моей эскадре действительно находится лес лимпопо.

— Его нужно вернуть.

— Смею вам напомнить, что я не только являюсь президентом государства, также я имею честь быть неисправимым разбойником и злодеем. Бревна я отбил у пиратов в честном бою и считаю их военным трофеем, — выдал Власов, как по писаному, явно рисуясь передо мной.

— Что? — удивилась я.

— А если серьезно, решение оставить лес лимпопо в пользу Онтарии принималось на общем совете в этой самой кают-компании. Я не собираюсь менять решение, принятое командным составом экипажа.

— Вы решили судьбу чужой собственности! Лес подлежит возврату исконному владельцу.

— Если вы согласитесь оставить нам несколько кубометров леса лимпопо — это будет весомой благодарностью нам от вашего народа. Честно говоря, я не люблю, когда передо мной остаются в неоплатных долгах.

Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Я просто не могла на него злиться.

— А я не люблю ходить в должниках, — ответила я, не выдержала и расхохоталась. — Напрасно я смеюсь, ведь вы меня просто ограбили!