Ошейники для волков
Шрифт:
– Вот тебе и весь пресс! – с уважением посмотрев на пахана, сказал вор Арнольд. – А мы его вчера чуть не замочили… Ментовские дела…
– Уходи из ментов – целее будешь! – напутствовал Дрель.
Яковлева привели в следственную камеру, где в одной из комнат его уже поджидал следователь Егоров. Он был явно озадачен, поэтому картинно и натужно улыбался.
– Что, не рад? Хладное тело мое осмотреть приехал? – грубо бросил Яковлев.
– Присаживайтесь, Владимир Михайлович. Данный акт вашего фантастического освобождения только утверждает меня в мысли о вашей связи с преступными кругами, – заявил следователь Егоров.
– Какой такой факт? Что я живой остался? Если я у воров в камере ночь провел, то это подтверждает, что я оперативник-сука?! Так, что ли? Ладно. Ты чего еще от меня хочешь? – спросил сыскарь, снизив тон.
– Благодарите своих друзей, Меркулова с Турецким, – ехидно улыбнулся Егоров. – Они вычислили, где вы находитесь. Наверное, действительно скоро всей Москве будет известно, что вы ночь с ворами переночевали и вышли как ни в чем не бывало!
– Пошел ты!… – в сердцах сказал Яковлев.
– Не нервничайте, Владимир Михайлович. Если признаете свою вину в незаконных действиях по аресту без санкции прокурора бывшего военного из Острогожска, обещаю отпустить вас под подписку о невыезде, – доверительно пообещал Егоров.
– Да ты глупее, чем я думал, – искренне удивился муровец. – Шил мне мокруху и тут же вякаешь о подписке. Ты что, юридического образования не имеешь?
– Сегодня все можно… – начал было Егоров, но раздался телефонный звонок.
По ответам следователя звонившему Яковлев понял, что с Егоровым разговаривает его начальник. Последним словом Егорова было: «Слушаюсь!» Он положил трубку, не говоря ни слова, вызвал конвой, и Яковлева повели в отдельную «ментовскую» камеру.
Турецкий не стал участвовать в экзекуции, которую приготовил для следователя Егорова заместитель генерального прокурора Меркулов. «Важняк», не теряя времени, поехал в «Кононг».
Директор концерна встретил Турецкого с добродушной улыбкой.
– Давненько не были у нас, Александр Борисович! Сообщаю, что назначенная вами документальная ревизия идет полным ходом. Вы к нам с новостями или решили просто убедиться, существуем ли мы еще на белом свете? – пытался иронизировать Тураев.
– Пожалуй, что с новостями, – сухо ответил Турецкий.
– Слушаю вас внимательно, – кивнул Тураев.
– Недавно я был в следственном изоляторе, допрашивал Ангелину Иванову. Тяжело ей в тюрьме сидеть, некому передачку послать… – начал следователь.
– Вот как? Ну если хотите, я распоряжусь, притаранят ей завтра передачку, – улыбнулся бизнесмен.
– Да нет, не стоит. Накушается еще цианистого калия, потом администрации СИЗО расхлебывай, – предостерег Турецкий.
Тураев рассмеялся:
– Вы подозреваете, что я могу такое сделать? Это здорово! Нет, я сам мараться не стану.
– Возможно, станете, когда я скажу вам, в чем она мне призналась. Она сказала, где спрятала кассету.
Следователь замолчал, наблюдая за Тураевым.
Тот и бровью не повел.
– Вы думаете, она сказала правду?
– Увы, это сложно проверить. Она указала на дачу профессора Шатохина, а дача возьми да и сгори синим пламенем.
– Значит, врет! – решительно сделал вывод Тураев.
– Я тоже так думаю, но не понимаю, какой ей смысл врать? Страх? Чего ей бояться? Смерти? Тюрьма от нее не страхует. Пыток? Они тоже в тюрьме возможны, – заметил Турецкий.
– Значит, время еще не пришло. Ей сейчас выгодно, чтобы кассета никому не попала в руки, – сказал директор и с интересом посмотрел на Турецкого. – Намекаете, будто знаете больше того, что говорите? – добавил он.
– Зачем же намекать? – слукавил Турецкий.
– Если хотите продать мне компромат на меня, то я вас разочарую: в отношении меня нет компромата! – повысил голос Тураев.
– Вы хотели сказать, что компромат на вас просто никому не нужен, – съязвил Турецкий. – Вот кто боится компромата, – с вызовом сказал следователь и бросил на стол перед Тураевым фотографию, сделанную Ангелиной Ивановой с видеокассеты. Обещайте не рвать и не есть, – добавил Турецкий. – У меня есть копии.
Тураева этот жест следователя рассмешил. Он совершенно искренне расхохотался и взял фотографию в руки. Когда он взглянул на фото, улыбка медленно сползла с его губ.
– Так-так, любопытно, – пробормотал он. – Все верно, но отсюда вытекает тупиковая ситуация…
– Никакого тупика, господин Тураев, – сурово изрек Турецкий. – Изображенная сделка называется – измена Родине.
– Ну знаете, от контактов с иностранцами ни один деловой человек у нас в Российской Федерации не застрахован. В данном случае генерал Авдеев выступает в роли бизнесмена.
– Ничего себе бизнесмен, – присвистнул Турецкий. – Замнач Генштаба…
– Да что вы, в самом деле, Александр Борисович, как с луны свалились – даже у членов нашего правительства есть свои связи с бизнесом. Еще раз повторяю: частный бизнес не застрахован от всяких нежелательных неожиданностей…
Тураев замолчал и, отведя взгляд в сторону, задумался.
Выдержав паузу, Турецкий сказал:
– Хватит про неожиданности толковать. И вы, и Трауберг, и Колобов прекрасно знали, что ваши фуры перевозили за границу не только лом цветных металлов. Но в отличие от вас Колобов и Трауберг со всеми их капиталистическими устремлениями все же не переступили грань, за которой начинается государственная измена, то есть преступление, предусмотренное статьей 275 Уголовного кодекса Российской Федерации.
– Не бейте меня изменой по морде! – воскликнул Тураев. – В конце концов, зафиксировать сей факт Иванова попросил я. Честно говоря, я это сделал, чтобы иметь на руках козырь против Трауберга и Колобова. В последнее время меня не покидало ощущение, что они хотят стать полновластными хозяевами концерна. А кто заказывал на меня покушение? Я чудом жив остался…
– Успокойтесь, смею вас обрадовать, – сказал следователь. – Трауберг вам больше не помеха.
– Да? Почему?
– Потому что он сегодня застрелен прямо возле Генеральной прокуратуры.