Ошибка 95
Шрифт:
Он отрицательно мотнул головой:
– Нет, я не преступник. Я хочу уйти от тебя, но что-то не пускает. Ноги подкашиваются.
Мила недоверчиво фыркнула.
– Экс-Ти, датчики нервных импульсов, – сказала она.
– Какого же черта спрашиваешь, если мой ответ тебя не интересует, – проворчал Смит.
– И вывести диаграмму на экран. Ты уж не обессудь, Айвен Смит, – или как там тебя? Оборудование у меня устаревшее, но работает исправно.
Мила закрепила датчики.
Смит покачал головой:
– Докатились. Теперь у них камера для допросов в каждом доме.
Мила удивленно подняла брови.
– Ты говоришь странные вещи, но, потратив немного сил и времени, мы во всем разберемся. Вот теперь побеседуем.
Смит больше не пугал ее. Она удобно устроилась на диване, приготовившись извлечь всю правду из человека, замотанного в простыни. Итак, первый вопрос.
– Кто такой Айвен Смит, и откуда он взялся?
– Это два вопроса. Айвен Смит – это я, и мне нужно в туалет.
– Я давно собиралась избавиться от этого ковра, он мне поднадоел. – Мила положила ногу на ногу и скрестила на груди руки.
– Не знал, что ты профессиональный палач, – заметил Айвен.
– Спасибо. А теперь жду ответа на заданные вопросы.
Айвен понаблюдал за покачиванием ее ноги и опустил глаза.
Многое припоминалось отчетливо, но в большинстве случаев картинки проступали неполными и какими-то смазанными. Искусственная память вносила искажения.
Шла вторая земная неделя вынужденного пребывания «Картхорс» на орбите Терры-два. Причину задержки так толком и не объяснили. Подполковник Аткинсон, исполняющий обязанности командира, время от времени переругивался с местными властями, грозясь сбросить груз, предназначенный для Терры-два, в открытый космос и отчалить, во избежание нарушения сроков поставок другим адресатам.
– Не выношу бездействия! – ярился он. – Лучше бы и не выходил из криосна!
Только на третьей неделе ситуация прояснилась. Объявленный карантин внес разнообразие в их монотонную жизнь, но положение быстро перестало забавлять членов команды, которых увешали датчиками. Медики в полной защитной экипировке каждые трое суток исправно появлялись на борту и брали всевозможные анализы. Неудивительно, что команда начала роптать.
Бактерия, как говорили, родилась на Земле. Там уже вовсю бушевала эпидемия. Сотни кораблей, успевших зачерпнуть смертельной заразы, разносили ее по космическому пространству, грозя инфицировать Терры. Ученые не знали, как справиться с бактерией. Судьбы землян теперь зависели от силы их собственных организмов и резолюции, которую должна была вынести ООН по отношению к зараженным. Все с напряжением следили за новостями.
Первым на «Картхорс» умер Корнелий Холаскас. Тот день ничем не отличался от предыдущих, которые они бесплодно просиживали на орбите, но именно он положил начало череде страшных смертей. Команды медиков теперь непрерывно дежурили на борту, сменяя одна другую, но их уколы и снадобья не приносили ни облегчения, ни, тем более, исцеления. Липкими, холодными лапами ужас охватил души и сердца людей, запертых в смертельной ловушке. Тони Портмен покончил жизнь самоубийством, насмотревшись на муки умиравших товарищей и не желая испытывать подобное на собственной шкуре. Две трети экипажа в течение четырех дней ушли в небытие. Оставшиеся понимали, что их ожидает та же участь. Люди больше не устраивали истерик, не требовали выпустить их из камеры смерти, в которую превратился корабль. Все пребывали в состоянии отупения и заторможенности, вероятно, от количества принимаемых лекарств. Устав от бунтов, медики наверняка стали применять лошадиные дозы транквилизаторов. Остатки некогда дружного экипажа сидели в кают-компании и ждали своего последнего гостя – смерти. У людей не было ни сил, ни желания расходиться по каютам, где их встречали молчаливым укором осиротевшие койки их недавних товарищей.
– Знаете, кэп, у русских смерть – особа женского пола, – почти без всякого выражения произнес навигатор Сэнди, долговязый негроид с широким изуродованным носом. Несмотря на то, что Айвен был пять месяцев назад временно отстранен от должности командира, Сэнди продолжал называть его кэпом.
– Приятель, неужели ты и впрямь думаешь, что если к тебе заглянет русская смерть, исход встречи будет иным? – У Айвена еле хватило сил на усмешку.
– Кто знает, – вздохнул навигатор.
– Сэнди, – сказал Айвен. – Русские ассимилировались после того, как стали интернационалистами. Эти их потомки, вроде лейтенанта Ладимирского, которого я отлупил, утратили прежнюю духовность, присущую этому народу, и ничего не знают о смерти. Да-да, я читал о них в одной книжке…
Айвен прикрыл глаза и попытался представить женщину-смерть, крадущую его жизнь. Какая она? Прекрасная или уродливая? Не хотелось думать о заразе, пожирающей его изнутри. Где они ее подцепили? Еще на Земле или где-нибудь по пути? За время полета было несколько остановок, большей частью на космических станциях. Груз сдал – груз принял. Прекрасная женщина смерть. Груз с Земли для станции Омега-10, Дельта-4… Для прекрасной ничего не жаль, даже жизни.
Нет, жизни все-таки жаль. Думать не хотелось, мысли, словно плавали в вязком киселе, и сами становились тягучими, в них терялась логика.
Через несколько часов провозгласили резолюцию ООН. Согласно ей, все зараженные имели право на отсрочку. Единственной, хоть и маловероятной возможностью спасти жизни землян было криогенное усыпление на длительный срок, с тем, чтобы дать ученым время создать лекарство.
Никто тогда не предполагал, что срок окажется столь длительным.
Смит тяжело вздохнул и поморщился: видно было, что узлы, затянутые Милой, причиняли ему боль.
– Вот так, девочка. Ты вряд ли сможешь отыскать официальные данные о моей персоне, чтобы убедиться в истинности того, что я говорю. Я родился сто сорок три года назад на старушке Земле. Наверное, ты знаешь, что в то время шла активная эмиграция на Терру-один.
– Ты – один из тех размороженных?! – Новость потрясла Милу: «Значит, не было никакой резервации, куда якобы поселили землян, значит, Киберлайф не ограничилась всего лишь коррекцией настроения, значит…»
– Именно так. Наверняка, за сотню лет средство от нашей болезни было найдено, либо бактерия сама подохла от холода. Боюсь, я этого никогда не узнаю. Ваш мир не принял нас такими, какие мы есть, он решил нас перекроить. Правда это или нет, но мне сказали, что мозги у нас от времени и холода сильно пострадали. Поэтому нам и вшили проклятые биосиверы. Они исправляют недостатки.
Мила громко сглотнула: «Выходит, вся его биография от начала до конца – ложь. И не было ни сестры Миранды, ни одинокого романтика, мечтающего о любви… А до того? Каким Рихард-Айвен был прежде?»
– Ты – астронавт… – проговорила она.
– Я покидал землю в должности командира корабля, но через месяц был временно разжалован: я избил лейтенанта, придурка, уснувшего на вахте. Следующие пять месяцев вплоть до усыпления я служил механиком.
Мила внимательно посмотрела на осунувшееся лицо Смита. Затем взглянула на экран. Ни единого пика возмущения на диаграмме, выдаваемой прибором, не возникло. Мила проверила работу устройства. Все в порядке. Значит, это правда.