Ошибка 95
Шрифт:
– Ответ – нет. Прогноз не абсолютен. Но если Смит будет действовать свободно, смертей в среднем будет одна или две.
– Что значит в среднем? Минимум – одна, максимум – три?
– Нет. Некоторые виды физического и морального воздействия по шкале Эрмахта приравнены к одной миллионной части полной смерти. Смит может стать причиной от одной миллионной до двух миллионов человеческих смертей в случае, если вы оставите все, как есть. Но в случае вашего вмешательства, как я уже сказал, есть опасность возникновения около ста семи усредненных смертельных случаев, то есть от одной миллионной до…
– Стоп!!! – Фридрих обхватил голову руками.
В воображении предстало собрание административного союза, на котором он докладывает о чрезвычайном происшествии в своем регионе. Лица коллег бесстрастны, в глазах поблескивают ехидные огоньки.
– Но, Эн, – с надеждой пробормотал он, – ведь эти смерти вполне можно будет трактовать, как несчастные случаи, не связанные с программой Киберлайф.
– Нет, Фрид. Суд признает эти смерти связанными с ошибками программы. Но в том варианте, где Смит будет действовать свободно, заключение о действиях окружающих даст суду право признать Энтеррон способным генерировать новые знания в области человеческих отношений и выбирать варианты гуманных действий с точностью, недоступной людям. Энтеррон выразился чересчур сложно, однако упрощение фразы приведет к частичной потере смысла.
– Ты не можешь предсказывать вердикты суда, Эн, – устало возразил Фридрих. – Если бы мог, суд на Терре-три был бы уже упразднен. А пока твоя задача – помогать администрации регионов.
– Задача Энтеррона – служить человечеству, – сообщил компьютер.
Когда пространство кабинета вновь наполнили звуки симфонии, Фридрих встал с кресла. Собственное тело казалось ему одеревеневшим, особенно шея и плечи.
«Надо связаться с президентом», – подумал он. В следующий момент мысль эта померкла, утратила смысл и растаяла. Фридрих вновь проанализировал ситуацию, но на этот раз не нашел ее такой драматичной, какой она представилась первоначально.
Вызвав по миникому Хальперина, он сказал:
– Это эксперимент, Борис. То, что происходит, под контролем ВРО. Ваша задача – следить за Смитом. Не трогать его до особого распоряжения. Докладывайте по мере поступления данных. Все, приступайте.
Глава 4
Мила против обыкновения поднялась рано. Айвен же спал сном праведника. Она постояла над ним, задумчиво рассматривая взъерошенные волосы, резкую линию подбородка и губы, в которых в эту минуту было что-то детское и одновременно притягательное, сродни запретному плоду.
Ей пришлось одернуть себя и на цыпочках пойти на кухню, которая в этот час купалась в солнечном свете. Он лился сквозь окна и стеклянную дверь, выходящую в сад, прогревал янтарные плитки пола и стен, насыщал глубиной густо-фиолетовые орнаменты. Маленький карнавал. Чтобы достичь верха блаженства требовалась только чашечка кофе. Кто-то мог бы недоуменно спросить: «Ну какое может быть блаженство, когда в гостиной похрапывает одна проблема, а вторая скоро выходит из заключения?» А вот может и должно быть!
Скептик сказал бы, что радоваться совершенно нечему, и был бы по-своему прав, потому что всегда найдется ложка, а то и целое ведро дегтя, чтобы подпортить насыщенный летним теплом и сладостью мед, собранный по крупицам стараниями трудолюбивых пчел. Возможно, нелепо сравнивать человека с ульем, но почему не попробовать? Слух, зрение, осязание – пчелы, которые собирают для нас пыльцу положительных эмоций. Если они у вас разборчивые, то есть прошли хорошую школу дрессировки, значит, всякий сор в родной улей не потащат.
Мила засыпала зерна в кофемолку, предвкушая тихий завтрак в одиночестве. Но тут в кухню вошел Айвен с дымящейся сигаретой в зубах.
– По какому поводу блаженствуешь? – спросил он.
– Разве твое внутреннее чутье не способно этого расшифровать? – проворчала Мила и поставила на стол вторую кружку.
Кофе запузырился в турке, она едва успела предотвратить его бегство. Разлив по чашкам ароматный напиток, Мила уселась за стол и вызвала на головид новости.
– Через пять дней Дэна отпускают на свободу, – сказала она, как бы между прочим, просмотрев колонку «Нарушения общественного порядка».
Да, все правильно. Вот дата и время, когда бывший муж покинет место своего заключения и напоследок пройдет ряд психологических тестов. И тут же реклама.
– Скажи, в какой момент ты полюбила завтракать в одиночестве? – поинтересовался Айвен. Он прошел к холодильнику и принялся что-то разыскивать в его недрах.
Мила проводила Айвена взглядом и задумалась. Действительно, когда это произошло? В детстве ей часто случалось ковыряться в каше в гордом одиночестве, потому что родители и бабушка рано уходили на работу, а она оставалась дожидаться школьного автобуса. Мила испытывала от этого двойственные чувства: с одной стороны, ей было немного обидно, что все ее покинули, но с другой – льстило то, что родители считают ее самостоятельной и ответственной девочкой, которая не забудет отдать распоряжения дому выключить свет и встать на охрану. Нет, в детстве, она не любила завтракать в одиночестве, хоть страданий по этому поводу не испытывала, принимала, как должное. Подлинная любовь к уединенным трапезам возникла у нее гораздо позже. Это случилось после замужества.
По утрам Мила просыпалась постепенно: сначала она долго потягивалась в постели, уговаривая себя подняться, затем добиралась до ванной комнаты с закрытыми глазами, там ей, наконец, удавалось их разлепить, а после медленно шествовала на кухню.
Дэн пробуждался легко, вскакивал с постели и принимался хлопать дверьми, носиться туда-сюда по дому, громко при этом топая. В довершение всему, он включал на кухне музыку, хоть, по мнению Милы, эти звуки более всего походили на рев бешеного слона в сопровождении тамтамов. На Терре-три слоны не водились, но передачи о животных других планет, в том числе колыбели человечества, показывали регулярно. Проблему хлопающих дверей Мила решила в кратчайшие сроки, заменив устаревшие конструкции, с трещинками истории на пластике, на безликие новомодные «задвижки» из пиллергона. Из-за этого пришлось обновлять всю систему управления домом. Так появился Экс-Ти.
Вкус тишины раннего утра до последнего времени был для Милы недоступной роскошью. В ее семье совместные воскресные завтраки проходили за разговорами, никто не думал отгораживаться от домашних стеной громкой музыки и раздражаться из-за того, что не расслышал, о чем его спросили. Иной раз Миле казалось, что им с Дэном вообще не о чем поговорить, и тогда «шумовая завеса» казалась спасительной, но только не ранним утром. Это было попранием всего святого, ведром ледяной воды, вылитым на спящего, рупором над ухом. Мила сидела среди этого грохота над традиционной чашкой кофе и не могла собраться с мыслями, казалось даже вкуса не чувствовала. Как же она ненавидела астроник!