Ошибка авеянцев
Шрифт:
Казань 2003
I
То, что наступила война, до сих пор не укладывалось в сознании всего населения Песков, а она уже продолжалась как месяц. Всё это время все поресские живумцы и многие другие жители стран, которых ещё не коснулись так близко военные действия со стороны Авеяна, проводили почти всё свободное время у телевизоров, слушая только новости и репортажи с горячих точек песков. Большинство других каких-либо передач и развлекательных программ давно перестало транслироваться. Даже если бы их никто и не отменял, никого бы они не заинтересовали. Лишь изредка показывали мультфильмы для детей и
Помнится, четыре года назад какая была сенсация, когда во всех СМИ было объявлено: «Авеянским космическим летательным аппаратам удалось установить тот факт, что жизнь на Керсии всё-таки существует, но неизвестно какая именно. Затем просочилась информация о том, что авеянцы успешно припесковались на «белой» планете – Керсии. А после этого произошло нечто очень странное – ни про авеянцев на борту «Лебедя 150», ни про Керсию нельзя было ни услышать, ни прочесть. Словно об этом все забыли, или же они вообще не достигли Керсии! Хотя спустя некоторое время кто-то по авеянскому телевидению сказал, что доказан тот факт, что «на Керсии кроме простейших микробов ничего живого не существует, и что другой жизни просто быть не могло на «белой» планете при её ужасных, неприемлемых для белковых проявлений жизни, условиях». И опять информационный ступор. Что стало с авеянскими космонавтами, прилетели ли они обратно на Пески? – эти вопросы так и остались без ответов.
Затем год спустя авеянцы начинают строить космическую базу на Малом, а затем на Большом Лебеде. Делалось это ради каких-то исследований – так говорили сами авеянцы. Другие страны, в том числе и Порес, пытаются претендовать на сотрудничество с авеянскими учёными, но их попытки не увенчиваются успехом.
Вскоре Авеян обособляется от всех стран Песков. Журналистов из других стран перестали впускать на свою территорию, всё реже и реже проникала информация об общественной жизни страны, не говоря уже о её космических базах. Сначала это вызвало удивление, а затем уже негодование и страх.
И уже через месяц весь мир потрясает новость о том, что в состав Авеяна добровольно входят Сикмор, Дакана. Это происходит так внезапно, и никто ещё не успел опомниться от этого, как через несколько дней другие страны Северной и Южной Авальдии следуют их примерам. Власти остальных стран Песков настораживаются, ведь становится ясно, что страна Песков, на которую «липнут» соседние страны, словно мухи, представляет огромную опасность для них. Только они пытается что-то предпринять, как Валер, Фрикария, Малаган и вслед за ними некоторые страны Заверии (где, кстати, и находится Порес) также становятся частью и без того огромного Авеяна. «Что же происходит, что же будет дальше?» – задавались вопросами все живумцы Песков – и авеянцы, и которые ещё пока ими не стали. Через полгода этот «пожиратель стран» опять расширяет свои границы. В ответ на это, наконец, создаётся антиавеянский блок, но, как потом окажется, слишком поздно. Проводятся переговоры этого блока с «ненасытным Авеяном», но о чём они были, «простые смертные» так и не узнали.
И вот месяц спустя второго нара правительство Авеяна выступает с обращением ко всем странам блока противника и их населению о своём намерении подчинить их себе. «Причём, – венорцы подчёркивают это, – это будет для их же пользы, так как все Пески должны объединиться против возможного инопесчаного вторжения». Конечно же, интересы простого народа будут учитываться – по крайней мере, об этом уверяли «ненасытные». И без того измученные сознания живумцев отказывались понимать слова их врагов, особенно: «объединиться против возможного инопесчаного вторжения». И, конечно же, никто им не поверил.
Вот уже как месяц странам, которые ещё пытались противостоять настойчивому Авеяну, выказывали политическую независимость и самостоятельность, была объявлена война. Недавно начались военные действия. Большую угрозу для «пожирателя» – так всё ещё называли непокорённые живумцы ненавистный им Авеян, представляет Порес, поэтому он остаётся «на закуску».
II
Сегодня я начинаю понимать, что мы совсем одни, никто нам уже не поможет и что стоит всё же сдаться захватчику Авеяну. Наше правительство после военных действий на юге Пореса объявляет, что, если мы хотим сохранить свои жизни, нашу страну, то мы должны подчиниться покорителю стран. С одной стороны это заявление вызвало разочарование, опустошение, страх и злобу, а с другой стороны чувство защищённости, так как смертей больше не будет, а, значит, мы будем находиться в какой-никакой, но безопасности.
В этот день я пошла учиться в институт с чувством какого-то облегчения и спокойствия за свою жизнь, но, конечно, тяжёлого чувства неуверенности и беспокойства – ненависть к покоряющему Авеяну не утихала. Утром нам объявили, что Порес добровольно попросился войти в состав недавнего нашего врага. Всё произошло так быстро, так стремительно, что никто ничего не смог сделать, даже если бы и хотел.
Я училась в институте государственной службы, и на нас – будущих управленцев всё происшедшее сильно влияло. Все наши студенты прекрасно понимали, что наш институт закроют, как и все учебные учреждения подобного рода, и где мы будем учиться, и будем ли мы вообще учиться, было неизвестно.
И вот в таком состоянии неуверенности за своё будущее мы, поресцы, дожидались обеда. Оставалось где-то полчаса до окончания пары, как послышался далёкий грохот и рёв самолетных двигателей. Это немного встревожило меня. Наши педагоги покинули аудитории, чтобы посмотреть, в чём дело, как вдруг раздался уже более сильный грохот, отчего даже посыпалась штукатурка с потолка нашего кабинета. Многие наши студенты повыскакивали по направлению к выходу. Последовала очередь таких же грохотов. Я так же, как и все, двинулась по направлению к выходу, становилось жутко и почему-то кружилась голова.
Но я не успела выйти, дверь прямо перед моим носом закрылась. Мой взгляд упал на окна – по ним снаружи что-то ползало, похожее на гигантских пауков. Такие «насекомые» можно было увидеть на всех окнах кабинета. Несколько живумцев, в том числе и я, забились в углу комнаты подальше от двери и окон. Затем стало совсем плохо, когда окна сами по себе закрылись, то ли по вине тех насекомых. И эти же существа заполняли отверстия между стеклом и ставнями какой-то тягучей жидкостью. Слышались шорохи за дверью.
Затем, видимо, что-то проникло в комнату между полом и дверью, источая тяжёлый неприятный запах. Кто-то пытался открыть окна, дверь, но ничего у него не получалось; разбить окна, как это ни странно, тоже не получалось. Кто-то кричал, визжал, но их крики и визг становились всё тише и тише, вместо этого отчётливо слышалось хриплое дыхание студентов. Я стала их разглядывать и нашла их вид весьма нездоровым: кожа и глаза были красными, зрачки – увеличены, дыхание – тяжёлое. Мне самой стало очень тяжело дышать, даже больно.