Ошибка леди Эвелин
Шрифт:
– Думаю, с выходами в свет тебе стоит пока повременить, – тихо добавила она и направилась к двери, так и не выпустив моей руки.
А я переставляла ноги в ставших неудобными туфлях, и испытывала непреодолимое желание оглянуться на Каллемана. Интересно, что он думает? Сумел разобраться, кто так явно желает ему зла? Или, как и я, всего лишь строит догадки?
– Эви, не отставай, дорогая, – поторопила леди Шарлотта, и мне пришлось прибавить шаг.
Спустя несколько минут мы вышли из дворца, сели в подъехавшую карету и отправились на Оллен-брау. Но у меня перед глазами так и стояло худощавое лицо с иронично изогнутыми губами и сверкающим взглядом. И
Зачем мне это нужно? Не знаю. Но имперец был самым необычным человеком из всех, с кем мне довелось встречаться, и пробуждал такое любопытство, совладать с которым было просто невозможно.
Герцогиня молчала, напряженно уставившись на собственную трость, а я смотрела в окно, но видела не пролетающие мимо дома и сверкающие витрины магазинов, а загадочно мерцающие черные глаза.
Двор перед особняком блестел зеркальными лужами. Мокрые деревья недовольно, словно нахохлившиеся вороны, кивали кронами, и их молодая листва казалась неприятно брюзгливой. Не весна, а промозглая осень какая-то!
Карета подъехала к самому крыльцу, дверцы распахнулись, и мы вышли на мокрую брусчатку.
– Ваша светлость.
Гроу поспешно подал руку герцогине, оттеснив грума.
Сразу видно, старается, замаливает недавнюю промашку.
– Эвелин, в кабинет, – строго посмотрев на меня, велела тетушка. Ее словно подменили.
Она вошла в дом, а я поплелась следом, размышляя о том, что меня ждет. Неприятный зуд между лопаток пророчил скорую и неминуемую расправу, и я была с ним согласна. Тут и к гадалке не ходи, и так понятно, что леди Шарлотта вряд ли оставит мой проступок безнаказанным.
Стоило нам подняться на второй этаж и войти в услужливо распахнутую лакеем дверь, как тетушка прошла к окну, повернулась ко мне и приказала:
– Сядь.
Набалдашник трости указал в сторону кресла, в котором еще не так давно я вытерпела допрос Каллемана.
– А теперь, рассказывай, – велела герцогиня.
Она не стала садиться. Стояла у окна, строгая и величественная, в пошитом по моде прошлого столетия платье, в большой, закрывающей пол лица шляпе, и смотрела на меня невыносимо ледяными глазами. Никогда раньше не думала, что черный – это цвет опасности. Но сейчас, столкнувшись с высшими магами, поняла, что слишком мало знала о жизни.
– Что, тетушка? – тихо спросила в ответ.
– Не пытайся изображать передо мной невинную овечку, – холодно усмехнулась герцогиня. – Оставь это для мужчин.
Она скрестила руки на серебряном набалдашнике и посмотрела так, будто раздумывала, сразу меня съесть или потом.
– Но я правда не понимаю… Я рассказала все, как было!
– Упорствуешь?
Черные глаза нехорошо блеснули.
– Нет, тетя.
– Не строй из себя наивную дурочку, – небрежно махнула рукой герцогиня. – Мне прекрасно известно, что ты не так глупа, как кажешься, и сейчас ты должна понять, что не стоит мне лгать. Я все равно узнаю, что произошло.
– Но я не лгу!
– Вздор! – пристукнула тростью герцогиня. – Ты была в комнате Каллемана, не отпирайся, я почувствовала запах твоих духов. Что ты там делала? Он заманил тебя? Похитил? Не молчи, Эви! Этот человек надругался над тобой?
– Тетушка, о чем вы говорите? Лорд Каллеман не мог…
– Не мог? Знаешь, какая слава тянется за ним из Дартштейна? О, я выяснила все про этого мерзкого человека!
– Но тетя…
– Говори, Эви. Говори все, что он с тобой сделал,
– Но лорд Каллеман ничего мне не сделал, я его даже не видела!
– Он тебя трогал?
– Нет, тетя!
– Значит, по-хорошему ты не хочешь? – спокойно спросила герцогиня. – Ладно. Гроу! – позвала она.
– Миледи.
Дворецкий тут же вынырнул из-за двери. Подслушивал, как всегда.
– Отведи леди Эвелин в подвал и запри ее там до завтрашнего вечера. Еды не давать. Только воду.
– Слушаюсь, миледи, – с готовностью кивнул Гроу и повернулся ко мне. – Прошу, леди Эвелин.
Его выпуклые бесцветные глаза довольно блеснули.
Еще бы! Я ведь была свидетелем его унижения, а теперь сама оказалась в таком же незавидном положении!
Я поклонилась тетушке и пошла за дворецким, размышляя о том, что намерение Каллемана отправить меня в тюрьму все-таки сбылось.
Глава 3
Ночь. Холод. Низкие своды подвала. Они нависали темной глыбой, и мне казалось, что я чувствую тяжесть дома на своих плечах.
Со времени моего заключения прошло уже несколько часов. А может и вся ночь, не знаю. В узкой клети подвала не оказалось ни одного окошка, даже самого малюсенького, ни одной щели, сквозь которую можно было бы увидеть небо. Что тут скажешь? Тетушка выбрала весьма действенное наказание. Да только я не собиралась сдаваться. Вряд ли леди Шарлотта поверит, если я, как она и требует, скажу правду, зато Каллеман точно попадет под подозрение. Я ведь не видела того, кто использовал заклинание Кравитус, и не могу с уверенностью сказать, что им был не имперец, а этого достаточно, чтобы обвинить Каллемана и добиться его заключения под стражу.
Понять бы еще, кто и для чего устроил столь странное похищение. Мне на ум приходило только одно – это был тот, кто хотел навредить Каллеману. Учитывая характер имперца, не удивлюсь, если у него куча врагов, желающих ему зла, а я оказалась всего лишь орудием, с помощью которого неизвестный рассчитывал добиться своей цели. Что может быть страшнее, чем похищение юной неопытной дебютантки, совершенное с помощью запрещенной магии? И если в Дартштейне подобное сошло бы с рук, то у нас, в Кроненгауде, где до сих пор действуют старые законы, за такое преступление можно и головы лишиться.
Я поежилась и обняла себя руками, пытаясь хоть как-то согреться.
Странно все-таки закрутилась моя жизнь. Столько лет ничего не происходило, тянулось тягучей карамелью, а тут вдруг одно за другим пошло. Переезд к герцогине Авенау, встреча с беглым преступником, знакомство с главой имперской магической полиции, допросы, бал, похищение.
Я вспоминала, что случилось за последние три месяца, и понимала, что все упирается в мой приезд в Амвьен. Стоило мне оказаться в доме герцогини, как стали происходить все эти странные вещи. Взять, к примеру, недавнего беглеца. Как он исчез? Что это за магия такая? И почему он испарился именно из тетушкиной конюшни, тогда как под кустом можжевельника мог всего лишь дрожать и хрипло просить о помощи? А Каллеман? Почему он не забрал меня в тюрьму, как собирался? Он ведь мог, я знаю. У него для этого и полномочия есть, и даже герцогиня не смогла бы его остановить. В империи магические преступления считаются самыми опасными, и если за тебя взялась магстража, никакие связи и высокие покровители не помогут. А я способствовала побегу человека, обвиняемого в магическом преступлении. Да за одно это меня можно было отправить в Саухвайне!