Ошибка Марии Стюарт

Джордж Маргарет

Мария уронила письмо на колени, где оно частично сложилось само по себе.

«Как я могу отомстить преступнику? – подумала она. – Он отомстил самому себе. А я должна скрывать это ради моего ребенка».

Королева-девственница никогда не поймет ее и не сможет разобраться в ее чувствах.

Внезапно Мария схватила письмо и скомкала строки, манившие своей обманчивой простотой. Ей хотелось последовать совету. В любой другой стране и в любой другой ситуации она бы сделала это. Но в этой стране, где как будто не существовало ничего другого,

кроме сплошных тайн, убийств и заговоров… Возможно, в Англии Дарнли был нормальным человеком. Он выглядел вполне нормальным, когда приехал в Шотландию, но что-то случилось с ним после того, как он попал туда. Что это было? Если Елизавета знала его, когда он вел себя как нормальный человек, она не имела представления о том, кем он стал и что произошло на самом деле. Она не могла постигнуть размах преступления.

За спиной Марии послышались тихие шаги. Она обернулась и увидел гонца. Ну конечно, она же просила его подождать. Но как будет лучше сформулировать ответ? Она быстро спрятала скомканное письмо в надежде на то, что он не обратил на него внимание.

– Я благодарю мою добрую сестру и кузину за ее доброту и честный совет, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Она мудрая женщина и желает мне добра. Я счастлива иметь верную подругу в эти несчастные времена.

Она подняла руку и показала «кольцо Елизаветы», которое носила до сих пор.

– Я намерена сделать все, что она предлагает, и даже более того.

Гонец поклонился:

– Желает ли Ваше Величество передать Ее Величеству какое-либо особое сообщение?

– Я молюсь и надеюсь, что она останется моей сестрой и доброй подругой, – ответила Мария. – Это все.

Она вернулась в Эдинбург, к обвиняющим плакатам и мятежным настроениям. Дарнли не упокоился со смертью, но, казалось, обрел новую, более мощную жизнь, чем раньше. Горожане с нетерпением ожидали наступления темноты, когда их развлекали новыми плакатами и криками призрачного глашатая, ловко ускользавшего от попыток изловить его. Мария слышала его вопли: «Босуэлл… Босуэлл… Босуэлл убил короля!», эхом отдававшиеся на Кэнонгейт.

Вскоре был пойман и убит один из подручных Джеймса Бальфура, а сам Бальфур бежал из города.

– По слухам, его убили потому, что он слишком много знал о первом убийстве, – сообщил лорд Джеймс, только что вернувшийся из Сент-Эндрюса. – Вопрос в том, кто его убил. Бальфур? Почему вы не арестовали его?

– А почему я должна была это сделать? – спросила Мария. – На каком основании?

– По подозрению в убийстве! На плакатах написано его имя!

– Ах, эти плакаты! – презрительно отозвалась она. – Значит, мы будем вершить суд по анонимным обвинениям, которые развешивают в темноте какие-то трусы, не смеющие выступать открыто? Какой стыд! Прежде всего мы должны действовать по закону. Пора навести тут порядок и разогнать туман, где шастают убийцы.

– Эти плакаты изобрели во Франции, – сказал лорд Джеймс. – Такая же новая мода, как в одежде и музыке, – он выждал паузу. – А как быть с Босуэллом?

– В каком смысле?

Лорд Джеймс пренебрежительно хмыкнул. Он огладил бородку и заглянул ей в глаза.

– Вы знаете в каком, – он снова помедлил. – Его имя упоминается на плакатах. Глашатай кричит о нем по ночам. Есть свидетели, утверждающие, что он был там в ночь убийства со своими людьми и возил по городу бочки с порохом.

– Плакаты! Глашатай! Если они будут кричать «лорд Стюарт граф Морэй», ты тоже поверишь им?

– Мое имя невозможно упомянуть в связи с подобными делами.

– Да, ты слишком хитроумен, чтобы явно приложить руку к «подобным делам». Но ты смотришь сквозь пальцы на дела других людей, еще похуже этих. Разве это не то, на что ты согласился в замке Крейгмиллер?

– Не понимаю, о чем речь.

Мария похолодела от этих слов. Он не собирался отвечать за свои предыдущие обещания или обязательства – фактически он отрекался от них. Как теперь опровергнуть его позицию? Он был лжецом, несмотря на религиозную спесь, и опасным – более опасным, чем любой разбойник с кинжалом.

Ей пришлось сесть. Она чувствовала себя более слабой и измученной, чем после родов и даже после болезни в Джедбурге.

– Значит, ты не помнишь? – устало спросила она.

– Я заметил, что вы не упомянули о самой неприятной вещи, связанной с этими плакатами, – поспешно сказал он, продолжая сверлить ее взглядом. – Об обвинении в том, что вы с Босуэллом являетесь любовниками.

Страх пронзил ее с головы до ног. Значит, он решил развивать эту тему, а не отвергать, как пустую клевету!

– Я считаю, что ваше изображение в полуобнаженном виде оскорбляет королевскую честь, – продолжал он. – Странно, что вы не протестуете и не выглядите оскорбленной.

– Я не видела его, – тихо ответила она.

– Хотите посмотреть? У меня есть один экземпляр.

Джеймс был неумолим. Он хотел довести дело до конца в надежде сломить ее.

– Хорошо, если хочешь. Я предпочитаю не разглядывать непристойные рисунки.

Он с торжествующим видом открыл дверь маленькой комнаты и вернулся с плакатом. Мария невольно ахнула.

Плакат был большим, почти целый ярд в длину и ширину. Краски были яркими и сочными. В верхней части находилось изображение русалки с длинными волосами и короной на голове, обнаженной по пояс, как и говорил Джеймс. В правой руке она держала нечто похожее на цветок с длинным стеблем, а в левой – пергаментный свиток. На случай сомнения ее окружал вензель с буквами M и R.

Под ней был нарисован заяц с фамильного герба Хепбернов с буквами JH (Джеймс Хепберн), окруженный кольцом мечей.

– Разве не прелестно? – спросил Джеймс.

– Что она держит в руке?

– Это все, что вы хотите спросить? – Джеймс отступил на шаг и поднял плакат. – «Что она держит в руке»? Боже милосердный! Лучше бы спросить: «Это мужчина, который был в моей постели?»

– Как ты смеешь? – вскричала она. – Ты допрашиваешь меня как преступницу или подозреваемую!

– Очевидно, так и есть, – сухо отозвался он. – Иначе этот плакат не появился бы на свет. А теперь скажите, если вы хотите прояснить дело… это правда? Граф Босуэлл – ваш любовник? Он убил короля?