Ошибка Марии Стюарт
Шрифт:
– Нет!
– «Нет» на оба вопроса или только на один из них?
– Граф не убивал короля. И он не мой любовник!
– Тогда кто же убийца?
– Не знаю.
– Разве вам хотя бы не любопытно? Если вы не причастны – а я верю вам, – то вы не хотите, чтобы человек, без колебаний совершивший убийство, продолжал разгуливать на свободе. Он может нанести новый удар.
– Возможно, это было не цареубийство, а лишь несчастное стечение обстоятельств. Король ушел из дома…
– Мария, ради любви, когда-то существовавшей между нами, ради любви к вашему отцу, умоляю
Джеймс бросил плакат на пол. Он выглядел измученным, и она только теперь заметила, что его поза была усталой и напряженной. Когда-то – до того, как появился Дарнли, – между ними существовало что-то похожее на родственные узы. И он был прав насчет Дарнли; скорее всего, он прав и теперь.
– Граф Леннокс тоже требует расследования, – признала она. – Но с чего мне начать? Я никому не могу доверять!
– Вы должны полагаться на секретаря Мейтленда, – ответил Джеймс. – Не стоит доверять Босуэллу. Он сердитый и раздражительный человек. Его единственной реакцией на плакаты было окружить себя толпой головорезов и расхаживать по улицам с криками, что он умоет руки в крови любого, кто посмеет открыто обвинить его в убийстве. Не позволяйте ему направлять ваши действия. Мейтленд…
– А как насчет тебя? Ты можешь помочь мне?
– Разумеется, но я хотел встретиться с вами сегодня еще и для того, чтобы выправить бумаги для поездки на континент в течение нескольких недель.
– Сейчас?
– У меня дела…
– Очевидно, твоя жена быстро поправилась!
Итак, лорд Джеймс снова собирался уехать. Это означало, что он предвидит наступающие неприятности. Он уйдет со сцены, а потом вернется, по своему обыкновению. Что он задумал?
– Я отказываю в разрешении. – Пусть останется здесь, он ей нужен. Если он действительно так заботится о Шотландии…
– Теперь вы выглядите такой же мелочной и мстительной, как ваша кузина Елизавета. Помните, как она отказалась выдать вам паспорт?
– Это не одно и то же.
– Возможно. Но я лучше послужу Шотландии за границей. Мне нужно лично побеседовать с некоторыми людьми во Франции. Я скоро вернусь.
Теперь он обхаживал ее, словно уличный торговец. Сейчас он предложит ей привезти модные украшения из Парижа.
– Я знаю, вам нравятся золотые нитки, которых здесь не найти, и ювелирные пуговицы…
Она прыснула со смеху.
– Прошу прощения? – с оскорбленным видом произнес Джеймс.
Ему очень хотелось уехать. Он что-то знал. Возможно, будет лучше, если он уедет. Тогда они с Босуэллом получат большую свободу действий. Мысль о Джеймсе, наблюдающем за ними и оценивающем каждый взгляд, которым они обменивались, выглядела пугающе.
– Хорошо, ты можешь ехать, – сказала она. – Но я хочу, чтобы по пути ты остановился у королевы Елизаветы и побеседовал с ней. Кроме того, – с улыбкой добавила она, – я действительно буду рада, если ты привезешь мне гранатовые пуговицы.
Эти пуговицы были неприлично дорогими, и их было трудно найти.
Марии отчаянно хотелось встретиться с Босуэллом, но он намеренно избегал ее общества: пока она соблюдала траур, все взгляды были устремлены на нее. До двадцать второго марта, сорокового дня после смерти Дарнли, ей приходилось как можно дольше находиться в траурных покоях.
Но из-за уличных волнений, потока дипломатической корреспонденции и необходимости ответить на срочные просьбы графа Леннокса она, по крайней мере, могла встречаться со своими советниками. Разумеется, к их числу принадлежал и Босуэлл.
Однажды вечером в начале марта он наконец предстал перед ней без Мейтленда, Аргайла и своего шурина Хантли. Ей показалось, что после его последнего визита в ее спальню в Холируде прошло так много времени, как будто это произошло в какой-то другой жизни. Его рыжеватые волосы резко контрастировали с черной драпировкой стен – частица жизни во владениях смерти. Он скованно переминался с ноги на ногу, глядя на нее.
Мария не стала тратить время на слова и сразу же обняла и поцеловала его. Теперь одно лишь прикосновение к нему было счастьем. Они запрещали себе даже смотреть друг на друга в присутствии посторонних.
– Босуэлл, Босуэлл… – шептала она. Она прижималась к нему и впервые с тех пор, как замкнулась в своих покоях, почувствовала прилив сил. До сих пор она оставалась совершенно одна.
Он осторожно снял ее руки со своей шеи.
– Мы не можем. Не сегодня.
Но она должна получить его – или умереть! Она хотела ласкать его, прикасаться к его обнаженному телу, лежать рядом с ним и принимать его в себя до тех пор, пока не перестанет чувствовать что-либо еще, кроме наслаждения. Она снова привлекла его к себе и поцеловала. Он должен изменить свое мнение. Она заставит его сделать это.
– Нет, – он не отреагировал на ее ласки, и ей оставалось лишь отпустить его. – Разве ты не видела плакаты, не слышала обвинения? Они все знают.
– Нет, не знают.
– Да, знают. Наша единственная надежда – вести себя открыто и благопристойно, чтобы слухи прекратились сами по себе. Кроме того, моя жена нездорова…
– Твоя жена? Какое отношение ее здоровье имеет к этому? – Внезапно у нее возникло скверное подозрение: – Она беременна?
– Нет. Но Мария, любовь моя, сейчас нам нужна вся поддержка и сочувствие, которое мы можем получить. Ты должна быть скорбящей вдовой, а я заботливым мужем. Мы не можем допустить отчуждения Хантли, твоего канцлера и брата моей жены.
– А также графа Леннокса, отца моего мужа, – мрачно добавила Мария. Она опустилась на мягкую скамью. – Он требует расследования и суда.
– Так и должно быть, – Босуэлл осторожно пододвинул стул и сел, оставаясь на расстоянии пяти футов от нее. Кто-нибудь мог «случайно» заглянуть в комнату в любой момент.
– Я написала ему и спросила, как я могу привлечь кого-то к суду – ведь на плакатах было перечислено много имен. Например, твоя старая любовница Джанет Битон…
Он негромко засмеялся.