Ошибка молодости
Шрифт:
— Ах ты бессердечный мерзавец!
— Она, конечно, заслуживает хорошей порки, но у меня есть и более важные дела, — заявил Тони. — Я приехал, чтобы встретиться с матерью. Когда она возвращается?
Элис чуть не застонала. Ну как ему еще объяснить?
— Если ты свалишься как снег на голову, она может не вынести такого потрясения. — Элис смело встретила его недоверчивый взгляд. — Пойми, Тони, твоя мать ненавидит тебя до такой степени, что уничтожила все, напоминающее о тебе. Все. Даже твои детские фотографии.
— Боже мой! — прошептал Антонио.
— Мне очень жаль, —
— Элис, — срывающимся голосом взмолился Антонио, — я все же должен попытаться…
Из глаз девушки покатились слезы.
— В таком случае я должна сказать тебе еще кое-что. Видит Бог, я отдала бы все на свете, чтобы ты этого не знал.
— Я услышал уже все самое страшное, — тихо сказал он.
— Боюсь, что дело обстоит гораздо хуже, — мягко произнесла Элис. Ее сердце разрывалось от жалости. — Физически твоя мать чувствует себя хорошо, но… она страдает регрессивной амнезией.
— Что ты имеешь в виду? — со зловещим спокойствием спросил Тони.
— Для этого нам и нужны деньги. Чтобы платить Полли, медсестре, — хрипло отозвалась девушка. — Мария забыла большую часть того, что было в прошлом. Она помнит только, что ты совершил нечто ужасное, и одно упоминание твоего имени вызывает у нее истерическую реакцию. Поэтому тебе нельзя жить в этом городе, иначе нам придется держать ее взаперти. Но дело не только в этом, — продолжала она, не смея встретиться с ним взглядом. — За ней нужно присматривать двадцать четыре часа в сутки. Она забывает, ела ли она, надо ли ей одеваться, где находится ее собственная комната. Твоя мать — беспомощная женщина, за которой нужен постоянный уход, Антонио, а ее рассудок так неустойчив, что ей необходим твердый распорядок дня, привычная жизнь в окружении людей, которые ее любят и не станут раздражаться, если она будет бесконечно повторять одни и те же вопросы. Мария нуждается в любви, заботе и терпении. Но тебя она знать не хочет.
Прошло несколько секунд, прежде чем до Антонио дошел смысл ее слов.
— Господи, — прошептал он наконец. — Как же ты жестока! Вонзила мне нож прямо в сердце, поковырялась в ране, и теперь тебе все равно, хоть бы я истек кровью!
— Неправда! — возмутилась Элис. — Я была вынуждена сказать тебе! Ты же сам меня заставил. Я, как могла, оттягивала этот разговор, потому что знала, как тебе будет тяжело, а ты и так уже достаточно настрадался. Но нет, тебе обязательно надо было все выведать! Ты же думаешь только о себе. Но для меня, Антонио, главное — твоя мать. И я не позволю тебе окончательно погубить ее. — Девушка замолчала, увидев на лице Тони выражение глубокой печали, и тихонько произнесла срывающимся голосом: — Мы прошли через настоящий ад.
— Ты не знаешь, в каком аду побывал я, — хрипло отозвался Антонио.
Нет, ему не удастся ее разжалобить, решила девушка, ведь он понес заслуженное наказание за свои грехи.
— Может, тебя утешит то, что Мария вполне довольна, — сообщила она. — Дед ее очень любит. Они вместе играют в разные игры и смотрят телевизор. Она помогает мне на кухне, учит готовить те сицилийские блюда, которые еще помнит. Врачи говорят, что это вообще свойственно человеческому сознанию, — одни воспоминания оно хранит, другие отбрасывает.
— И что, по их мнению, вызвало амнезию? — спросил Тони.
Элис, с минуту поколебавшись, ответила:
— Ты.
Последовало долгое молчание.
— Ты взвалила на себя тяжкий груз, — наконец произнес Антонио. Протянув руку, он осторожно погладил девушку по щеке и тут же отдернул пальцы. — Ты могла бы отправить ее в санаторий.
— Нет, не могла, — решительно отозвалась Элис. — Я люблю ее. И нам хорошо вместе.
— Теперь меня не удивляет, что ты уже не та беспечная счастливая девчонка, которую я когда-то знал.
У девушки задрожали губы. Ей хотелось сказать, что они оба были бы очень счастливы, если бы он не предал ее любовь. Она много чего могла бы ему сказать.
— Какой прогноз дают врачи? — спросил Тони. — К моей матери вернется память?
— Они говорят, что надежда всегда есть, — устало отозвалась Элис. — Но, по-моему, знают они не больше меня. Правда, в последнее время состояние Марии заметно улучшилось. Иногда к ней частично возвращается память. Но стресс ей категорически противопоказан. — Девушка умоляюще посмотрела на Антонио. — И что будет, если появишься ты — тот самый человек, который…
— Вызвал у нее помрачение рассудка, — негромко закончил он. — И она ни за что на свете не согласится переехать ко мне жить, так?
— Ох, Тони! — Элис готова была отдать все на свете, чтобы только не видеть затравленного выражения его лица. — Тебе придется смириться. Уезжай отсюда. Ради бога, уезжай!
Медленно, двигаясь словно во сне, Антонио поднялся.
— Я и представить себе не мог… — глухо произнес он. — Я знал, что сначала она не захочет со мной говорить, станет плакать, зато потом… — Он невесело улыбнулся. — Я рассчитывал, что уже сегодня вечером поведу ее в ресторан отмечать наше примирение.
— Но теперь-то ты понимаешь, как обстоит дело? — тревожно спросила Элис.
Антонио пристально посмотрел на нее.
— Совершенно отчетливо. — Он отвел глаза. — Я должен все обдумать. Не провожай меня, я знаю дорогу. И передай привет Питу. — Его голос звучал почти спокойно, и Элис поразилась его самообладанию. Девушка почувствовала настоящее облегчение, которое вдруг сменилось страшной пустотой. Она с тоской осознала, что без него ее жизнь никогда не будет полной.
— Можешь остаться со мной пообедать, — неуверенно предложила Элис.
Антонио слабо улыбнулся.
— Нет, спасибо. Я привык обедать с часу до четырех, а не в полдень. И это должна быть нормальная еда, а не наспех перехваченный сандвич. Обед — это время, которое полагается проводить с семьей.
Элис знала это, как никто другой. Левински всегда обедали основательно, подолгу сидели за столом, ведя размеренную беседу. Это был удивительный ритуал, и девушка мечтала, что в ее будущей семье будет точно так же. Ведь у Фаулеров вечно что-то перехватывали на бегу.