Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана)
Шрифт:
Тогда решил я сначала отыскать трубку, а потом угнать один из табунов, принадлежащих ассинибуанам. Лагерь был раскинут на открытой поляне, и мне пришлось пробираться ползком и прятаться в высокой траве. Когда я находился на расстоянии сотни шагов от первых вигвамов, справа от меня послышался шорох. Это была «настоящая змея». Не успел я свернуть в сторону, как она ужалила меня в руку. В ужасе я едва не закричал и вскочил, а змея сорвалась с моей руки. Я поднес к губам ужаленную руку и, высасывая кровь из ранки, бросился бежать. Не знаю, почему побежал я прочь от Маленькой реки, на юг,
Я спустился с холма в долину Большой реки и увидел ручей, струившийся в ущелье. Без сил упал я на берегу ручья и сунул руку в холодную жидкую грязь. Сначала я почувствовал облегчение, но вскоре боль снова усилилась; казалось мне, что грязь нагревается от огня, пожирающего мою руку. Когда рассвело, я понял, что дело плохо. «Сейчас пойду я по тропинке, ведущей в Страну Песчаных холмов», — подумал я и потерял сознание.
Когда я пришел в себя, как вы думаете, где я был? На островке на Большой реке! Как я попал туда? Не знаю. Сколько времени провел на островке? Тоже не знаю. Пропали мои стрелы и лук, мое боевое снаряжение, мокасины и сушеное мясо. Должно быть, в беспамятстве я бросил в реку все свои пожитки или забыл их где-нибудь на берегу. Искать их не имело смысла. Рука моя распухла до локтя, но боль утихла. Я побродил по островку, нашел какие-то съедобные коренья и съел их.
Когда спустилась ночь, я покинул островок и вплавь добрался до северного берега. Я не знал, где нахожусь. Поднявшись на равнину, я стал ждать рассвета, и когда, наконец, рассвело, увидел на севере Волчьи горы. Сначала я не поверил своим глазам. Неужели мог я, скитаясь в беспамятстве, зайти так далеко? Немедленно тронулся в обратный путь. Знал я, что по равнинам рыщут военные отряды, но опасность меня не страшила. Нужно было спешить, малейшее промедление грозило смертью, потому что я потерял свое оружие и мне нечего было есть.
Проходили дни. Съедобных кореньев попадалось все меньше и меньше, и я терял силы. Наконец увидел я долину Маленькой реки и стал подниматься к истокам. Когда вдали показались тусклые огни, я едва передвигал ноги. Если бы пришлось мне идти еще несколько часов, я не добрался бы до дома».
— Ха! Тебе повезло, — сказал ему Короткий Лук. — Из тех, кого ужалит «настоящая змея», редко кто остается в живых.
Отец ничего не ответил — он снова заснул. Когда ушел Короткий Лук, мы тоже улеглись спать.
Проснулся я на рассвете. Отец спал крепким сном. Я попросил мать ни слова не говорить ему о тех лошадях, которых я выменял на бобровые шкурки. Поев, я вышел на пастбище, поймал двух лошадей и вместе с сестрой поскакал к реке, где были расставлены западни. Сестре я сказал, что сегодня хочу поскорее закончить работу, а затем пригнать наш табун к лагерю, вызвать отца и показать ему что мы приобрели за время его отсутствия. Я думал, что он обрадуется, увидев табун в сорок голов. Когда отец тридцать дней назад покинул лагерь, было у нас только три лошади — подарок Короткого Лука.
Накануне я расставил западни дальше к верховьям реки, куда не заходили другие ловцы бобров. Там, где тянулась вдоль
Весной и летом они не запасались ветками. Запасы на зиму они делали, когда листья, падающие с деревьев, возвещали приближение холодов. Но и теперь бегали они каждую ночь по тропинкам, ведущим от реки к роще, и я был уверен, что найду бобров в трех моих западнях.
Мы привязали лошадей на опушке леса и крадучись стали спускаться к реке. Я держал наготове ружье, надеясь подстрелить оленя или лося, пришедшего на водопой.
Вдруг раздался громкий плеск неподалеку от того места, где была расставлена первая западня. Казалось, какое-то большое животное плескалось в реке.
— Стой здесь, а я пойду вперед и посмотрю, — сказал я сестре.
Сделав несколько шагов, я оглянулся: сестра шла за мной по пятам. Знаками я приказал ей остановиться. Она покачала головой и ответила также знаками:
— Нет, я пойду с тобой.
Спорить я не стал. Кусты скрывали от нас реку, и мы не видели, какое животное плещется в воде.
6. ВСТРЕЧА С ПИКУНИ
Ползком я пробирался сквозь заросли и, наконец, раздвинув кусты, увидел реку. Сердце у меня замерло: большая старая медведица-гризли стояла на задних лапах в воде и мотала головой, словно высматривала добычу. Два крохотных медвежонка сидели на берегу и смотрели на мать.
Вдруг за ее спиной показалась головка бобра. Зверек набрал воздуха в легкие и скрылся под водой. Медведица быстро повернулась, подпрыгнула и опустилась на все четыре лапы, взбаламутив вокруг себя воду. Когти правой ее лапы застряли в звеньях цепи, привязанной к моей западне. Рванувшись вперед, она вытащила на поверхность воды западню, и я увидел большого бобра, попавшего в ловушку. Медведица разинула пасть, схватила зверька и двинулась к берегу.
У меня в глазах потемнело от бешенства. Я не хотел лишиться этой западни, и жалко мне было бобра, которого я мог обменять на сильную вьючную лошадь. Но я боялся медведицы: много слышал я рассказов об охотниках, растерзанных гризли — самым опасным из всех зверей. Однако гнев одержал верх над страхом.
Старая медведица добралась до берега. Оба медвежонка привстали на задние лапы и втягивали носом воздух, словно старались угадать, что держит она в пасти.
Колышек, к которому привязана была цепь западни, я вбил довольно далеко от берега, опасаясь, как бы бобр не выбрался на сушу и не освободился из западни. Должно быть, зверек только что попал в ловушку и пытался высунуть головку из воды, когда к реке подошла медведица.
Вдруг цепь натянулась, и медведица, разжав клыки, упустила бобра. Тихонько заворчала она от удивления и повернулась, чтобы снова поймать зверька.