Ошибка президента Путина
Шрифт:
Александр Гордон: Вы, вероятно, не знаете, что сейчас на новогодние каникулы шенген дадут даже прожженной проститутке из Липецка, потому что спрос на Европу среди наших туристов вынужденно из-за санкций упал на 50 процентов. Они сейчас говорят: «Езжайте, хотя бы на новогодние каникулы».
Ведущий: Некому чешское пиво пить, все уехали в Сибирь на Новый год.
В.Ж.: Еще одно, подождите. Вот вы говорите, общественное мнение, депутаты, журналисты. Решение о начале войны принимает 2–3 человека. Мы в Афганистан не хотели входить, 4 человека приняли решение. Они уже умерли. Так же и здесь.
Ведущий: У нас в студии нет людей, которые принимают решение о войне, давайте жить в мире.
В.Ж.: Обманывать не
Ведущий: Хорошо, поняли, теперь вы, пожалуйста.
У.Х.: Вы должны знать последнюю книгу Бжезинского.
В.Ж.: Да, читал.
У.Х.: Там черным по белому написано, что он думает о том, что Россия будет членом НАТО. И он хочет через Украину продвинуть западные ценности.
Ведущий: Давайте наоборот, давайте мы переиначим Бжезинского. Давайте заберем Европу в Россию, вместе с Португалией к нам сюда, весь Евросоюз. Мы можем вам предложить очень много чего. Того, чего у вас нет – русская душа, иконы и гречка.
Александр Гордон: У нас Европа Германией не ограничивается, у нас есть еще Румыния. Хочу напомнить, что Румыния во время Второй мировой войны воевала на стороне Германии. Если Владимир Вольфович прав и война начнется, то на чьей стороне будет Румыния в этой войне?
В.Ж.: Тоже, как во Вторую мировую войну, по традиции. И в Первую, и во Вторую на стороне Германии.
Александр Белявски, шеф московского бюро национального радио Румынии (А.Б.): Во-первых, Румыния воевала в Первой мировой войне не на стороне Германии, а на стороне России. На всем протяжении своего участия в Первой мировой войне Румыния воевала на стороне России. Во Второй мировой войне она воевала действительно первую часть на стороне Германии, а вторую часть она воевала на стороне объединенных наций. Кстати говоря, она была пятой по своему участию. И кстати, может быть, вспомните, что румынский король Михай был единственным зарубежным кавалером ордена Победы. По поводу того, кто где будет участвовать и в какой войне, наверное, следует исходить из того, что раз Владимир Вольфович так активно пропагандирует эту идею, то, скорее всего, ее не будет, просто если исходить из обратного. Я предлагаю вам сказать, когда и при каких обстоятельствах.
В.Ж.: Хорошо, в последней части программы вызывайте скорую помощь с валидолом, с реанимацией и так далее.
А.Б.: Я думаю, что сейчас никто всерьез ни в Европе, ни в России, на том уровне, о котором говорил Владимир Жириновский, не обсуждает серьезно эту проблему. Я имею в виду горячую войну.
Ведущий: А что касается доверия?
А.Б.: А что касается доверия, то это действительно очень серьезная проблема. Доверие было подорвано несколько раз. Я хочу напомнить, что после югославской войны в 1999 году Путин был первым иностранным политиком, который позвонил Бушу и предложил ему помощь в борьбе с талибами в Афганистане. Это, наверное, был пик доверия, несмотря на то, что незадолго до этого Буш отменил договор о противоракетной обороне. Россия очень серьезно помогла Америке в Афганистане. И без России не были бы предоставлены ни базы в Манасе, о которых говорили, ни база в Узбекистане. Собственно говоря, в этой войне во многом без логистики России Северный альянс не смог бы сделать этого.
По поводу доверия. Когда мы говорим о Европе, то надо понимать, что мы говорим о Европе и Америке. Доверие Америке было подорвано достаточно серьезно во время иракского кризиса. Тогда произошел уникальный момент в европейской истории, когда Россия, Германия и Франция выступили единой осью против Америки. Это был момент, когда было подорвано достаточно серьезно доверие между Россией и Америкой. На уровне стран, потому что на личном уровне доверие между Бушем и Путиным продолжалось. Что касается доверия между Путиным и Меркель, то я думаю, что их отношения не сложились с самого начала. По крайней мере, они не сложились так, как они были у Путина со Шредером. Это в принципе было невозможно так, как у Ельцина с Колем.
Александр Гордон: Путин говорит лучше по-немецки, чем Меркель.
А.Б.: Вы знаете, когда они говорят на одном языке, то, может быть, они слишком хорошо понимают друг друга. Но то, что произошло, с чего вы начали, а именно с речи Меркель в Бундестаге, то я хочу напомнить, что это произошло через два или три дня после встречи Путина и Меркель в Брисбене на двадцатке. О ней очень мало было информации в России, но по сообщению американских СМИ…
Ведущий: …которые, как известно, прослушивают Меркель и поэтому в курсе того, о чем она говорит.
А.Б.: Информация была получена от источников, близких к германской делегации. Это было очень холодная 4-х часовая беседа, в которой Меркель пыталась узнать у Путина, что он хочет сделать с Украиной. И она не получила вообще никакого ответа.
Ведущий: Потому что Украина – это суверенная страна. Зачем Путин должен с ней что-то делать?
А.Б.: Поэтому резкая речь Меркель в Бундестаге была реакцией на то, что наступил какой-то предел, через который трудно перешагнуть.
Александр Гордон: То есть нужно спровоцировать Путина, чтобы он ответил, что он будет делать с Украиной?
А.Б.: Я хочу еще раз напомнить события последних дней. После этого приехал в Москву Штайнмайер, который представляет несколько отдельную линию западногерманской политики.
Александр Гордон: А если еще представить себе, что Меркель уходящий политик?
А.Б.: Она не уходящий политик.
Александр Гордон: Не вечна в любом случае. То есть все-таки есть силы какие-то, даже внутри правительства Германии, которые предлагают другой сценарий. Кратко в чем сценарий?
А.Б.: Думаю, проблема заключается как раз в том, что сценария конкретного нет. Есть понимание того, что диалог необходим. Я не специалист по ситуации в Германии, но я понимаю, что Меркель находится сейчас под множественным давлением. С одной стороны есть давление германского бизнеса, точнее, той его части, которая хочет отношений с Россией. Но есть ассоциация германских промышленников, бизнесменов, которая поддерживает санкции. Это разница в интересах, это какие-то политические условия. Есть отношения между Штайнмайер и Меркель, то есть это уже внутриполитические. И есть действительно то, о чем говорил Майкл, что выросло число немцев, которые поддерживают санкции. Но это не на много, на 5 или 6 процентов.
В чем дополнительная сложность ситуации Меркель? Раньше мы говорили, что в Европе есть два мотора: Франция и Германия. Теперь Франция ушла на второй план, Меркель слишком сильный политик, слишком сильный лидер для очень слабого и не популярного Олланда в этот момент. Поэтому Меркель должна двигаться вперед. Поэтому Америка очень долго пыталась заставить Германию взять на себя неформальное лидерство в Европе. И Меркель была вынуждена пойти на это в условиях кризиса, в условиях опасности, которая грозит Евросоюзу. С одной стороны, из-за Великобритании, там происходит то, о чем сейчас говорил Джульетто, – антиевропейское, скептическое настроение. С другой стороны, из-за того, что в условиях санкций своеобразно проявляют себя такие страны, как Венгрия, Словакия и другие. То есть она должна держать Европейский союз в кулаке.
Александр Гордон: Вот смотрите, когда создавался Европейский союз, то мало кто себе представлял, что Германия, которая отличилась уже два раза в ХХ веке, будет политическим локомотивом этого вновь создаваемого Европейского союза. Экономическим – да, политическим – нет.
А.Б.: Вы забываете, что Германия с Францией создавали это.
Александр Гордон: Но сильной Франции больше нет. Неужели Германия единоличный лидер Европы сегодня?
А.Б.: А кто может, кто хочет взять на себя эту ответственность?