Ошибка сыщика Дюпена. Том 2

Белоусов Роман Сергеевич

Слухи о Валлесе, один невероятнее другого, ползли по Парижу. А между тем бывший член Коммуны был жив. И в то время, когда газеты расписывали его гибель, он в шапочке санитарного врача, в больничном фартуке и белой повязке с красным крестом занимался уборкой трупов на улицах: ему удалось даже получить санитарную повозку. Он выдает себя за заведующего перевязочным пунктом.

Не раз его допрашивали: кто он, откуда, как фамилия? Но Валлес прекрасно исполнял свою роль, сохраняя хладнокровие.

Впрочем, однажды его узнал директор лазарета. Но, к счастью, все обошлось. Не желая больше испытывать судьбу, Валлес решает

укрыться у секретаря Сент-Бёва, если только удастся добраться до него.

Он направляет свою повозку, запряженную расковавшейся хромоногой лошаденкой, по пустынной улочке Эпрон.

Квартал давно взят, и «красные штаны» попадаются здесь редко. Его путь лежит к гостинице пассажа Коммерс. Здесь он отсиделся, пока схлынула первая волна преследований. Через два дня перебрался на улицу Сен-Сюльпис, где надежный друг укрыл его. Целых три месяца, забившись в свою дыру, он ждет случая, чтобы проскользнуть меж пальцев у полиции. Сделать это нелегко — агенты начеку. В каждом подозрительном им мерещится неуловимый Валлес. Усердствуя, они то и дело шлют донесения. Полицейский комиссар сообщает в префектуру из Арраса, что Валлес проехал через город.

Рапорт железнодорожного комиссара по особым делам гласит, что преступник Валлес приехал в Дьепп. «Своими глазами» его видят в Лонжюмо.

Он же в эти дни размышляет в своем убежище.

Взор Валлеса устремлен к горизонту, на столб Са-тори — туда, где на возвышенности около Версаля расстреливали пленных коммунаров.

Память возвращает его снова к последним дням боев. Остатки разбитых батальонов стекаются в Бель-виль. На скрещенных ружьях несут мертвых товарищей. Центр сопротивления переходит в мэрию XX округа на Парижскую улицу. Десять членов Коммуны собираются на втором этаже одного из домов на улице Аксо. Это последняя их встреча. Жюль Валлес— «председатель агонии Коммуны» последнего заседания правительства. Депеша от генерала Домбровского: «Версальцы только что ворвались…» Острой болью пронзает мысль: «Побежден! убит! не успев ничего сделать!..» Речи перед защитниками баррикад. Патронташ вместо подушки. Возгласы: «Да здравствует Коммуна!» — в ответ на каждый версальский снаряд, 147 расстрелянных у кладбищенской стены Пер-Лашез.

Революция отступает, сдает квартал за кварталом, улицу за улицей. Все сражались до последнего: рабочие, солдаты, кучера, виноторговцы, актеры.

Наконец, в теплый августовский вечер Жюль Валлес покинул свое убежище. На нем длинный сюртук, узкие брюки, цилиндр. Борода снова отросла, стала, как и прежде, окладистой и пышной. В кармане — билет на экспресс Париж — Брюссель.

Поезд пересекает пограничный ручей. Валлес смотрит на небо, в ту сторону, где остался Париж: «Оно ярко-синее с красными облаками, точно огромная блуза, залитая кровью».

В номере дешевой гостиницы, перед окном, занавешенным снаружи серым лондонским туманом, стоит Жюль Валлес. Судьба изгнанника забросила его, как и многих других беглецов — бывших коммунаров, в английскую столицу, ставшую центром революционной эмиграции. Вместе с ним здесь оказались Авиаль, Вайян, Клеман, Лонге, Эд. Ранвье и другие.

Уезжая в Англию в первый раз — это было в 1868 году, он писал в статье «Письмо главному редактору», что лишен скорбной чести уехать как изгнанник. И ехал, гонимый любопытством. Знал, когда оно будет утолено, можно снова сесть

на пакетбот и вернуться в Париж. Сейчас он в ином положении. Спешить обратно не к чему. Десять часов езды отделяют его от Франции, но путь назад закрыт. В июне 1872 года военно-полевой суд приговорил его заочно к смерти. Поневоле приходится стаптывать башмаки, на которых принес родную землю, о лондонские тротуары.

Неприветливая страна, угрюмые дома, замкнутые ее обитатели. Даже рабочие кажутся ему иными, не то, что во Франции, ему, который причислял себя «к расе тощих людей» и был спаян с ними глубоким классовым чувством. Странно, например, что у английских пролетариев нет общего костюма — рабочей блузы, которая могла бы стать своего рода знаменем на древке.

Его удивляют контрасты: за пышным фасадом Англии он обнаружил ужасы и мерзости, возмутительную нищету внизу и чудовищную роскошь наверху.

Первое, что ему приходит в голову, — создать серию зарисовок из лондонской жизни. «Не имея права быть романистом, я мог бы выступить как очеркист». Некоторое время спустя во французской газете «Ле Ве-неман» появляются его очерки, подписанные вопросительным знаком. Публикации эти, позже изданные отдельной книгой под названием «Лондонская улица», приносят ему некоторый заработок, впрочем, довольно скудный, — в Англии он никогда не наедался досыта.

Однако не эти очерки станут тем главным в его творчестве, что он создаст в годы изгнания.

У него, теперь достаточно времени, чтобы вспомнить прошедшее, обдумать пережитое. Тысячи погибших товарищей требуют, чтобы он рассказал правду об их подвигах и борьбе.

По горячим следам Валлес принимается за пьесу о Парижской коммуне. Почему именно пьесу? Да потому, что в форме драмы, как он тогда полагал, можно наиболее ярко передать события минувшей трагедии, придать им большую обличительную силу.

Из Лозанны, где он ненадолго оказался в 1872 году, Валлес вступает в переписку со своим другом писателем Гектором Мало, подписывая письма псевдонимом «Бал ист».

В одном из писем, оказавшемся толще, чем другие, Мало обнаруживает рукопись пьесы, посвященной Коммуне. У нее нет еще определенного названия, есть условное — «Две осады». Это рассказ о пережитом: пять действий, в сущности, охватывают жизнь самого Валлеса. С того самого момента, когда молодой бунтарь, увидев, как отправляют осужденных рабочих за участие в июньском восстании 1848 года на плавучие тюрьмы, произнес как клятву слова: «Я буду революционером». Пройдет всего двадцать три года, и так же под конвоем погонят коммунаров на улицу Шерш-Меди, где находилась военная тюрьма.

В пьесе выведены подлинные участники революционной борьбы, но действительные их имена не названы. Можно только догадываться, что, скажем, в рабочем Бодуэне — защитнике квартала Сен-Сюльпис, который гибнет на «голгофе» в Сатори, — выведен коммунар Малезье; прототипом предателя Рокателя послужил некий Ларжильер, бывший республиканец, ставший платным осведомителем. В одном из действующих лиц — журналисте Бриасе нетрудно распознать самого автора.

Пьеса эта, с обилием массовых сцен, разыгрывающихся в лагере Сатори и в форте Исси, на площади Ратуши и на перекрестке Красного Креста, требующих громоздкого оформления, тогда так и не увидела света рампы. Безуспешно пытался Валлес пристроить ее и на английской сцене.