Ошибка в энциклопедии
Шрифт:
Мы медленно проезжаем мимо Вострякова, и уже не только я, даже иностранные журналисты подбадривают спортсмена, завоевавшего своим мужеством всеобщее уважение.
Неужели упустим победу?! Где же Вершинин, Чижиков?
Уговариваю коллег остановиться, чтобы увидеть положение на трассе. Согласились.
Смотрю на часы. Ужасно! Разрыв уже больше трех минут.
Вот они наконец!
— Ребята, надо работать: Павел отстал — завал! — кричу им что есть мочи.
Слышали или нет?.. Им еще подскажут, наверное,
Едем, снова обгоняем Вершинина и Чижикова.
Опять кричу. Кажется, Виктор кивнул головой?
Нагоняем Вострякова. Какой же он героический парень — вот-вот достанет головную группу…
Пока мы мотались по трассе, приблизился финиш. Пора в Прагу.
…Колумбет на месте, хорошо идет Клевцов. Он все еще в группе лидеров, почти двести километров возглавляет гонку.
— Женя, милый!..
Снова стадион. У моего микрофона заботливо приготовлена подставка, чтобы лучше был обзор.
— Поздравляю! — говорит техник.
— Спасибо, рано еще. Можно начинать?
— Все готово.
По радио сообщают: впереди чехословацкие гонщики Кршивка и Чохой.
Какой овацией ответил на эту весть стадион! Я даже не слышу себя… А Клевцов?..
— …Только что передали по радио — впереди два чехословацких гонщика. Они уже на улицах Праги, за ними должен идти Клевцов, но где же он?..
И тут в мой репортаж включается диктор стадиона:
— На подъеме советский гонщик Клевцов нагнал Кршивку и Чохоя, они вместе идут к стадиону.
— Вы слышали, поняли? — продолжаю репортаж. — Наш Клевцов сейчас будет на стадионе вместе с двумя чехословацкими велосипедистами!
Вот они проходят ворота… Нет, не все — всего лишь один. Не вижу, кто… Кто же?..
Клевцов!
Евгений Клевцов выигрывает последний этап! Кршивка и Чохой уже не смогут его достать, не смогут! Финиш!!!
Как я ошибся, думая, что у Клевцова нет сил! Он расчетливо берег их для последнего, решающего броска и победил!
Но где же остальные? Клевцов принес команде драгоценное время, лучшее время этапа, его не так много в запасе у команды.
Пока не пришли соперники, еще ничего нельзя сказать. Но появляется большая группа; там должны быть польские гонщики, не знаю сколько, и наш Колумбет…
Групповой финиш. Один Колумбет здесь! А поляки? Сколько их пришло в группе?.. Один… Еще двое! Все, есть зачет!
Кто будет третьим у нас? Должен быть Востряков. Да, снова судьба команды в руках Павла Вострякова!.. Запас времени тает на глазах.
Судьи смотрят на секундомеры, журналисты, мой коллега Добровольский…
Вот уже съедено время, выигранное Клевцовым, остается всего восемь минут… Где Востряков? Почему же молчит радио на стадионе?.. Осталось семь минут…
Неужели проиграем? Нет, не может быть, мы верим Павлу, он дойдет, не сдастся. Остается шесть минут.
Востряков… Востряков… Всего только пять минут… Вот он! Идет!.. Павел, родной, давай!!!
Финиш! Победа!
Советские велосипедисты — чемпионы IX гонки мира! Слава чемпионам!
Завоеваны золотые медали, победа на этапе, и наш Николай Колумбет бронзовый призер в личном зачете — третье место!..
Не знаю, хорош ли был репортаж, но для меня он один из самых счастливых.
И своего обещания не забыли ребята: из врученных команде ыедалеп одну торжественно подарили и мне.
Я рассказываю о спортсменах, которые теперь уже сами не участвуют в соревнованиях, но это не значит, что они должны быть забыты. Вообще очень скверно, что мы, журналисты, часто расстаемся со своими героями, когда они уступают место молодым.
Без прошлого нет будущего.
Эти ребята тоже вплели золотую нить в огромный лавровый венок побед и достижений советского спорта. Недаром же все они заслуженные мастера, растят новую смену.
Я же горд, что подружился с ними, болел за них и хоть немного поддерживал боевой дух, вызывая репортажами уважение к их спортивному подвигу, интерес и симпатии миллионов соотечественников.
Рад, что «сидел у них на колесе», и очень хочется вновь побывать на гонках.
Ошибка в энциклопедии
Участие в IX велогонке мира подарило мне радость неожиданного, большого открытия. И здесь все началось с радио.
Когда к исходу дня завершаешь работу в аппаратной, каждый раз нового радиодома, то не жди, чтобы тебя без расспросов и дружеского застолья отпустили в отель.
Варшава в этом смысле не была исключением. Не знаю уж, как это произошло, но товарищи из польского радио знали, что я недавно вернулся с Северного полюса, и, естественно, больше всего говорилось о жизни на льдине, арктических перелетах.
— Скажите, — спросил меня редактор русского отдела Станислав Коженевски, — а вам знакома фамилия Нагурского?
— Конечно! Это русский офицер, если не ошибаюсь, поручик по Адмиралтейству, знаменитый авиатор. Вы о нем спрашиваете?
— Да, да, — оживился Станислав, — именно.
— В энциклопедии написано, что Нагурский — отец полярной авиации, что он первым в мире отважился летать во льдах… Искал экспедицию Седова, потом — война, и он погиб.
— Погиб? — как-то многозначительно переспросил собеседник. — Вы уверены в этом?
Разговор становился более чем странным. Я твердо знал, что этого замечательного летчика нет в живых, что его именем названа у нас одна из полярных станций.
— Единственно, что могу еще сказать: о его полетах да и о нем самом очень мало материалов, я специально интересовался. У вас, наверное, есть Большая советская энциклопедия?