Ошибки и допущения
Шрифт:
Вот и настал предел, Мария ни разу за четыре месяца не упоминала, что привело к сегодняшнему дню, к поиску работы, ни разу даже в разговоре с отцом, а тут посторонний человек, потенциальный работодатель, и зачем её дёрнуло откровенничать?
Директриса внимательно пронзила девушку глазами-бусинками и натянула очки, в которых глаза стали ещё мельче.
–Подождите, мне нужно на несколько минут отлучиться. Сидите здесь и никуда не уходите, я скоро вернусь.
Дверь в кабинет захлопнулась, а Мария от удивления не смогла и принять сразу, что здесь происходит. «Зачем она оставила меня здесь сидеть? Зачем продлевать наш разговор, если не собирается нанимать?» – вопросы без ответов друг за другом мелькали в голове девушке.
Время наедине становилось тягостным и липким. Отказ всё ещё маячил в воздухе, много отказов и тут небольшое просветление сквозь мрачные тучи. Этого Мария и добивалась, она желала, чтобы её услышали, а когда с ней поговорили, то возможный отказ представлялся самым мрачным из возможных. Никто никому и ничего не должен – правило жизни, и вдруг одна простая директриса из обычной школы решит нарушить правило, чушь собачья.
Шаги за дверью заставили вернуться обратно, решение скрывалось за дверью, а когда тонкая фанерная дверь распахнулась, впуская директора школы, то оно тихо пробралось и внутрь. Женщина молча села, пора оглашать приговор.
– Я подумала над вашими словами. Если честно, то я вам верю, не похожи вы на преступницу. Но также и вы меня должны понять, я хочу помочь, хочу вас нанять и… Вы же знаете, что хоть вас и не осудили, но ваши данные были отправлены во все школы города и области, а может и дальше. Нанять вас на работу для меня огромный риск. Моя школа, как вы успели заметить не очень престижная, и у нас в этом году дикий недобор учителей. По правде, если вы согласитесь на вас ляжет огромная нагрузка, за которую никто не будет доплачивать. И плюс ко всему, я не могу вас взять на ставку учителя, если будет проверка, это поставит вопрос не только об увольнение меня с должности, но и закрытие школы. Школа последние пару лет перестала выпускать медалистов, да даже хорошистов можно по пальцам пересчитать. Поэтому всё, что я могу предложить ставку завхоза, но это по документам, а на самом деле вы будете вести свой предмет, на этот счёт можете не беспокоиться…
Мария сидела и не верила своим ушам, не важно какие условности допускаются, какая разница, если её берут на работу. Придётся сидеть допоздна, ходить по три часа в день, но разве это имеет значение. Всё можно преодолеть, а потом в перспективе история забудется, покроется паутиной, и кто знает, может она сможет попробовать себя в другом месте. Будущее вновь появилось на горизонте, такое тёплое и близкое.
–Я согласна, – преждевременно вскрикнула девушку.
– Подождите, вы такая нетерпеливая, хуже учеников. В вашем резюме указано, что вы готовы работать с начальными классами, но нам не нужен учитель английского в началке. Как ни странно, но Софья Анатольевна несмотря на возраст не уходит на пенсию, а нам это очень на руку, она имеет большой педагогический стаж и прекрасно уживается с детьми. В силу возраста я стараюсь её не тревожить и ко всему прочему, она тяжело переносит подростков, так что я могу вам предложить только одно. Вы возьмёте на себя все классы с пятого по одиннадцатый, на ваше счастье их не так много. С пятого по девятый по два класса, один десятый и один одиннадцатый. Вы справитесь?
Катастрофа, девушка ни раз задумывалась над тем, чтобы переправить своё резюме и убрать дурацкую строку о начальных классах. Она знала, что строка ставит условие, а при нынешних обстоятельствах никаких условий быть не может. Взять на себя старшеклассников, самая ужасная казнь. Мария покрылась испариной от внутренних колебаний. С одной стороны, ей нежелательно и опасно работать в старших классах, а с другой, это предложение единственное на горизонте и других не предвидится. Заставить проходить своё подсознание через ад каждый день, не слишком ли большая цена за никому не нужную должность? Директор сама сказала, что никто не идёт в эту школу работать, у них недобор. Вряд ли бы при других обстоятельствах её бы взяли, да и при других обстоятельствах она сама бы не пошла на никчёмную должность на окраине города. Так ли ей в самом деле нужна работа, если кошмар повторится, а он может повториться и при гораздо меньших условиях, то на кону не только работа, но и свобода. Старшеклассники намного взрослее, чем порой кажется, а это придётся вести несколько уроков в день в течение сорока пяти минут пять дней в неделю. Сможет ли она сдержаться и не поддастся волне панике, если какой-нибудь мальчик подойдёт спросить про домашку, про контрольную.
– Вы колеблетесь, странно. Меня это наводит на мысли, что слухи правдивы, если вы не готовы работать, то, наверное, зря я вообще предложила, – голос директрисы стал слегка обеспокоенным, а лоб соорудил хмурую мину.
– Нет, нет, я согласна, просто прикидывала нагрузку.
Директор посмотрела пронизывающим взглядом, который заставил Марию содрогнуться, но секунду спустя всё закончилось.
– Значит так жду завтра с утра со всеми документами, будем оформлять на работу. На сегодня всё. До завтра.
– Спасибо, что доверились мне. Я вас не подведу.
«Чего бы мне это не стоило», – подумала про себя девушка.
– Только не дайте мне повода в вас разочароваться. Докажите, что я не поторопилась с решением.
На улице всё также ярко светило солнце, жгущее зелень на всём протяжение. Ничего не могло сделать день лучше. Погода прекрасная, лето и не планирует отходить на задний план, работа получена. Поводов радоваться жизни миллион, но Мария Ивановна не спешила слепо отдаваться на волю свалившегося счастья, её будто обухом по голове огрели. Одновременно смешалось недоверие, пока соглашение лишь на словах, и беспокоящее сомнение. Людмила Сергеевна, директор школы, поверила ей, сделала невозможное, вернув к жизни, и всё же большая вероятность не выполнить напутственный указ. Сорваться очень просто, слишком просто, ни раз девушка гуляла по тонкой грани, и как забыть то, что случилось теперь почти девять месяцев назад?
Суд, показания и свидетели, и никто не встал на её сторону, никто не поверил, и если бы ни один хороший человек, что и привёл её на скамью подсудимых, то сейчас бы не ходить Маше на свободе, не искать место работы, не было бы ничего. Но суд не самое страшное, те нахлынувшие воспоминания в кладовой гораздо хуже. Жизнь в заключение уже случилась, клетка подсознания каждый день напоминала девушке, что её собственный плен бесконечен. Тюрьма ничто, тюремный срок в большинстве случаев заканчивается, из тюрьмы можно выбраться, а выбраться из самой себя невозможно, поэтому и приходится день ото дня жить с грузом, что неотвратно тянет в пучину.
С тяжёлым сердцем прошёл путь от будущего места работы до дома, улыбка так и не появилась на усталом лице. Мария боялась и не только того, что не справится, но и гнева отца. Он точно не встанет на её сторону. Самый родной человек большего всего на свете желающий добро не увидит радости, начнёт прежде всего страшить и пугать повторением, как будто она сама не знает. Он будет ослеплён страхом за дочь, и не сможет простить ей такой выбор.
– Я дома, – нарочито весело произнесла Мария.
Иван Константинович на удивление не сидел сегодня с сигаретой в зубах в ожидание дочери, он чувствовал, что сегодня что-то произойдёт, интуиция или нечто другое подсказывало нужно выйти на встречу. По взволнованному лицу Маши стало понятно интуиция трезвонила не к добру, она могла улыбаться и делать вид, что в порядке, но он слишком хорошо знал своего ребёнка, чтобы слепо поверить в натянутое счастье. Нет, её глаза и правда светились ярче, чем вчера или за последний год, но за свечением стояло нечто особенное едва уловимое старому замыленному глазу.