ОШО "Мастер" Размышления о преображении интеллектула в просветлённого
Шрифт:
Даже Иисус на кресте молится. В конце концов, он разволновался и закричал в небеса: «Отец, зачем ты оставил меня?» Но он по-прежнему продолжает выглядывать, надеяться, что Бог прибудет на белом облаке спасти его, с ангелами, играющими на своих арфах, поющими «Аллилуйя!» Но ни одно белое облако не появляется.
Иисус может быть взят как величайший пример всех тех, кто верит в вымыслы. Он уверовал слишком сильно... Небо не отвечает за его убеждения, и если небо не исполняет его ожиданий, только он ответствен — никто больше. Он имел громадную веру, но не был просветленным; он не доверял. Он верил в Бога; он безумно верил, что был единственным Сыном Божьим.
Уже
Но почему он был в состоянии повлиять на стольких людей? Причина не в том, что он имел великую, убедительную философию — у него вообще не было философии! Причина в том, что человечество в большинстве тоже невротично. Оно чувствует, что очень хорошо верить в Иисуса Христа, верить в Бога; это создает защиту — лишь в вашем уме. Вы будете обмануты, в конечном итоге будете разочарованы, но разочаровываться во время смерти бессмысленно. Тогда уже не остается времени сделать что-нибудь еще.
Люди, говорящие, что просветление морочит людей, люди, говорящие, что просветление выдумка, — это люди, о которых Да Хуэй говорит: Поскольку сами они никогда не пробуждались, они не верят, что кто-то пробудился.
Это как слепые, которые не верят, что есть свет, — и нет способа убедить их. Даже величайшему логику не под силу убедить слепого человека, что есть свет, потому что свет — не аргумент, но переживание. Вам требуются глаза — вам не требуются великие философские доказательства. Если вы глухи, музыка не существует для вас. Если вы калека, вам больно, что кто-то другой может плясать. А если искалечено большинство — как в случае с просветлением... Если время от времени бывает танцор, а миллионы людей искалечены, они не могут поверить в то, что он реален. Может, он греза, может — иллюзия, может — магический трюк, — но он не может быть реальным. Их собственный опыт не подтверждает его реальности.
Пробужденные обнаруживали себя совершенно одинокими в мире, где каждый способен стать танцором, но люди выбрали оставаться калеками, оставаться слепыми. Люди могут эксплуатировать вас, только если вы слепы, если вы искалечены, если вы глухи, если вы немы.
Эти паразиты — ваши пророки, эти паразиты — ваши священники.
Просветление — это восстание против всех этих паразитов.
Тут дело такого рода, как распространение учителями ложного слуха, который велит ученикам: «Сохраняйте неподвижность». Когда спрашивали: «Что за вещь сохранять? Кто этот неподвижный?» Они говорят: «Неподвижный — это основа». Однако они не верят в существование просветленного: они говорят, что просветленный — это боковая ветвь, и ссылаются на Ян Шаня.
Монах спросил Ян Шаня: «В наши дни люди достигают просветления, или нет?» Ян Шань сказал: «Хоть просветление и не отсутствует, все же оно опускается до вторичного: не рассказывайте грез дуракам».
Теперь этих великих мастеров неизбежно понимают неправильно. То, что они говорят, абсолютно верно, и нет способа усовершенствовать это — они высказывают это так прекрасно. Ян Шань не отрицает просветление, но также и не утверждает, что оно существует, ибо этот феномен настолько велик, что его нельзя вместить ни в какое позитивное утверждение.
В тот момент, как вы делаете позитивное утверждение, это уже опустилось до состояния второстепенного, несущественного. Но кто же тогда поймет его? — только человек его собственной категории; в противном случае его неизбежно поймут неправильно.
Он говорит: «Хоть просветление и не отсутствует...» Он мог бы сказать: «Просветление существует», — вот это он и говорит, но он осознает, что, высказывая что-нибудь позитивно, он внесет ограничения. Все позитивные слова ограничены; потому, по необходимости, пробужденные пользовались негативными — ничто, никто, — поскольку у ничто нет границ.
Вы когда-нибудь думали про ничто? Его красота в том, что у него нет границ; в противном случае оно станет чем-то. Это ничего, поскольку не имеет границ. Это не означает, что его нет: это просто означает, что оно очень велико, безгранично. Но понять то, что ничто — не есть отрицание... это способ указания на то, что нельзя высказать никаким позитивным словом.
«Хоть просветление и не отсутствует...» Ян Шань не будет говорить, что оно присутствует, но он может сказать: «Хоть просветление и не отсутствует, все же, — потому что высказать даже это, значит, пойти против предельного переживания и его невыразимости, — все же оно опускается до вторичного: не рассказывайте грез дуракам», — поскольку дураки могут принять грезы за реальное.
С дураками лучше помолчать; по крайней мере, они не смогут понять неправильно. Но бывают великие дураки, которые могут понять неправильно ваше молчание... В мире есть столько сортов идиотов; их категории неистощимы.
Я слышал... Человек умирал от СПИДа, а его дружки-гомосексуалисты утешали его: «Каждый, кто родился, должен умереть». И один из них сказал: «Во всяком случае, ты должен радоваться, что твои результаты позитивны».
В его уме слово «позитивный» имеет некую ценность: радуйтесь, что вы умираете от позитивного СПИДа, не от какой-то негативной болезни.
Тогда они понимают это буквально, как реальную доктрину, и говорят, что просветление вторично.
Такие люди вряд ли представляют себе то, что сам Гуэй Шань обращался к бдительным ученикам; в самом деле, это очень убедительно: «Просветление есть стандарт исследования предельной истины от начала до конца».
Куда же дели эти слова такие лжеучителя? Невозможно, чтобы Гуэй Шань нес последователям сомнения и ошибки, опуская их до вторичного.
Я расскажу вам странную историю. Вы можете знать, что повсюду в Индии люди похваляются, что это страна Гаутамы Будды. Но даже те люди, которые похваляются, не знают того, что брамины написали про Гаутаму Будду.
Конечно, этот человек был очень харизматичен... Его учение было негативным: у него не было бога, он не верил в ваше утешение, он был не тем человеком, чтобы просто давать вам ложное умиротворение. Он называл лопату лопатой. Он был очень прагматичным и абсолютно преданным истине. Он отрицал, что Веды святые, — что было шоком для всей страны, поскольку страна верила в Веды веками. Это древнейшие писания мира. Но Будда был до того выразительным, его личность была таким большим аргументом, его присутствие было так убедительно, что, хоть там и было много таких, кто хотел поспорить с ним, они молчали, потому что не отваживались.