Оскар и Розовая Дама и другие истории (сборник)
Шрифт:
Назавтра на меня набросился новый колосс. Но я продумал ситуацию: очень крупные атлеты обычно уязвимы – у них шаткое равновесие, что связано с длиной ног и слабостью коленей. Так что я использовал скорость; живой, неровный, нервный, я проскользнул рыбкой вокруг него. Выведенный из равновесия, он искал меня взглядом; поздно – он уже оказался на земле.
В последующие дни мною заинтересовались и зрители, и профессионалы. Они ждали поединков с моим участием, переживали за меня, надеялись; я сделался восходящей звездой сумо. Физические параметры – скорость, вес, сила – у меня были ниже среднего; зато моей сильной стороной являлась
По окончании турнира у меня набралось больше побед, чем поражений, ко мне было приковано всеобщее внимание: мне предстояло сменить категорию и подняться на несколько ступенек в иерархии борцов сумо. У меня появилась группа поддержки.
Целую неделю я праздновал свой успех вместе с товарищами и моим кумиром Асёрю, который расстался с сумо и подстриг волосы.
А в воскресенье утром я проснулся, ощущая удовлетворение, сложил свои пожитки, убрал комнату и явился к наставнику. В пустой комнате, где стоял лишь букет цветов, меня встретило пение кипящего чайника.
– Мастер Сёминцу, я ухожу. Я больше не поднимусь на дохё.
– Почему? Ты весишь девяносто пять кило, ты наконец добился своего.
– Вы сами сказали: я добился! Это и была моя цель. Стать полноценным борцом, научиться владеть собой, получить турнирную квалификацию. Но я никогда не ставил перед собой цели стать чемпионом, и уж никак не чемпионом чемпионов. Я неправ?
– Тебе виднее.
– Вы твердили, что видите во мне толстяка, но не чемпиона.
– Да, ты верно понял.
– Толстяк – вот он, я его вижу: толстяк – это не тот, кто победил других, а тот, кто победил себя самого; это лучшее во мне, то, к чему я стремлюсь, что ведет меня и вдохновляет. Это так, я вижу в себе толстяка. Теперь я хочу похудеть и пойти учиться, чтобы стать врачом.
Сёминцу расплылся в улыбке.
– Спасибо, учитель, что указали мне путь, убедили, что я способен ему следовать.
– Ты прав, Джун. Цель – это не конец пути, это движение вперед.
– Вот именно. Мне не нужны триумфы, я хочу жить.
– Хорошо замечено. Жизнь – это не игра и не матч, иначе были бы выигравшие.
Он поднялся:
– Джун, теперь моя очередь открыть то, что я скрывал от тебя. Я не просто проходил по улице, я отыскал тебя неслучайно и заговорил с тобой не от нечего делать.
– Простите?
– Я твой дед. Брат твоей бабушки Кумико, той, что дала жизнь маленькому ангелу, и этот ангел – твоя мать.
– Что?
– В силу кровного родства я дядя твоей матери. Я заговорил с тобой в Токио, так как меня попросили.
– Это она…
– Да, в ее письме была просьба приглядеть за тобой.
– В письме? Но как она могла с вами связаться, ведь она неграмотная?
– Она прекрасно все объясняет. Разве она никогда тебе не писала?
Я опустил голову:
– Писала.
Я извлек из рюкзака последнее послание. Я известил ее о своей победе письмом – первым за эти годы, – и она тотчас ответила мне, послав веточку лавра, украшенную стеклянными жемчужинками, свернув ее как венок победителя, в знак того, что гордится мной. Вложенный в конверт пух цыпленка разъяснял, что, несмотря на блестящий успех, я остаюсь ее ребенком.
Сёминцу рассмотрел веточку и пух и похлопал меня по спине:
– Теперь пойдем, я хочу кое-что показать тебе.
Он пригласил меня в свой кабинет и включил компьютер. Быстро ориентируясь в Сети, он открыл медицинский сайт.
– Смотри. Твоя мать ангел, потому что у нее редкая болезнь, болезнь, которая затрагивает горстку людей на земле, болезнь настолько необычная, что с трудом поддается диагностике, и для ее лечения пока нет ни лекарств, ни медицинских процедур.
Он указал на экран:
– Это генетическое заболевание. Врожденное. Оно называется синдромом Вильямса.
– И в чем оно выражается?
– Врожденный порок сердца, умственная неполноценность – поэтому твоя мать не смогла научиться грамоте, а еще характерные черты: большой лоб, округлые щеки, широкий рот, такие больные похожи на эльфов или на ангелов. Последствия сказываются на поведении: такие больные ведут себя очень мило, чересчур мило, они невероятно радостны и притягательны. Отсюда их оптимизм.
– Разве оптимизм – это болезнь?
– Нет. Болезнь в том, что он чрезмерен. Избыток превращается в патологию. У твоей матери именно такой случай. Она ничего не может поделать с этим. Никто не может. Это болезнь.
– Значит, это нормально, что она не может быть нормальной?
– Именно так.
– Значит, нормально, что я считаю, что это аномалия?
– Именно так.
– Тогда, выходит, это нормально, что ее поведение ненормально, и нормально, что я не выношу этого?
– Именно так.
– Следовательно, что бы ненормального ни было и с той и с другой стороны, для нас обоих это нормально?
– Да, Джун. Все это объяснимо.
– Какое облегчение! То есть если она любезно ведет себя с первым встречным, то это не оттого, что она меня не любит?
– Она любит тебя, это несомненно, любит больше, чем кого бы то ни было. Она ведь просила присмотреть за тобой?!
– Да!
Я рассмеялся:
– Сёминцу! Я вешу девяносто пять кило, но никогда еще не чувствовал такой легкости!
– Спасибо, Джун.
– За что?
– Спасибо, что позволил мне наверстать упущенное за годы безразличия. Я, слишком увлеченный делами школы, оборвал родственные связи. Я довольствовался тем, что побывал на свадьбе твоих родителей, – любопытные личности, яркие, дополняющие друг друга: он замкнутый, она открытая и щедрая, потом я отдалился от них. Благодаря тебе я вновь занял место в нашей семье. Если ты не против, Джун, давай после обеда вместе навестим ее.