Оскол
Шрифт:
Пауза получилась такая длинная, что даже девушка, неподвижно сидевшая в кресле, решилась приподнять голову.
– Живо перепиши... Сегодня я добрый.
Писец работал, сверяясь с испорченной бумагой. Соперничая со скрипом пера, в щели под окном потрескивал сверчок.
– Зачем я вам нужна?
Девушка не удержалась-таки - заговорила. Слова ее падали, как талая вода холодно и горделиво; другое дело, что на бледном лице с неотертыми следами слез грозная мина выглядела скорее жалко, нежели надменно.
– Зачем я понадобилась вам, господин недруг?
– Требовать?
– с улыбкой спросил тот, кого звали Яром Осколом.
– Требовать?.. Нет.
– Войско Сотки разнесет ваше гнездо по камушку!
– Вряд ли...
Писец вдруг прервал работу. Встал, молитвенно складывая перепачканные чернилами руки:
– Господин... Велите... наказать... Только... дружок мой, вроде как брат... Под воротами... другой день... помирает.
– Знаю, - сухо отозвался Оскол.
– Дальше?
Писец трясся - но с упрямством, достойным лучшего применения, продолжал:
– Помилования... прошу. Для брата... Дурак он, ну дурак, ну так все мы дураки... Все мы дети ваши дурные, не губите... пожалеть бы... милости...
Писец осекся. Под взглядом хозяина скорчился, сник и вернулся к работе; девушка, ослабев, согнула наконец свою гордую спину. Опустила лицо на сплетенные пальцы.
– Вам дадут возможность помыться и отдохнуть, - негромко сказал Оскол.
– И приготовьтесь к тому, что мы будем часто видеться. Очень часто и подолгу. С утра и до вечера... Закончил?
– последний вопрос обращен был к писцу.
Писец деревянно поклонился. Оскол принял бумагу, бегло просмотрел и остался доволен. Коснулся маленького гонга, призывая слугу:
– Письмо отправить с голубем - немедленно... Этот, у ворот, не помер еще?..
...Тот самый парень в грязной кожаной куртке, странно скособочившись, шагнул через порог. Схватил воздух ртом, застонал, грохнулся на пол, так что полетели в разные стороны комья засохшей глины. Оскол поморщился, наполовину брезгливо, наполовину сочувственно, подошел к коленоприклоненному и крепко взял за всклокоченные волосы.
Серое лицо парня, понемногу расслабляясь, наливалось краской. В молчании, нарушаемом лишь скрипом сверчка, прошла минута. Парень вздохнул; по физиономии его растекалось теперь неописуемое блаженство.
– Ты... милостив...
– Я рационален, - Оскол убрал руку, вытер ладонь шелковым платком.
– Теперь мне понадобятся люди... Ступай. Впредь будь умнее.
Девушка смотрела с ужасом.
*
Грузный мужчина с седеющими висками катал по столу шарики из воска. Свечи трещали, оплывали тяжелыми каплями, воск жег мужчине пальцы - но он не замечал боли, желтые шарики множились на столе, собирались грудой, как черепа на старом поле битвы.
– Сколько времени понадобится Осколу...
– Чтобы привязать ее... полностью? Она молода... и порывиста... Хватит и двух недель.
Собеседник грузного сидел в темном углу, отблеск свечей играл на его выдающихся скулах.
– Привязать, - проговорил грузный медленно и внятно.
– При-вя-зать...
Слышать его было страшно, но собеседние не испугался. Оплывали свечи.
– Десять лет назад...
– скуластый помолчал.
– Мы дрались с Осколом против общего неприятеля, дрались спина к спине. Наших ребят полегло с полсотни, а те, что выжили... часть захотела остаться с Осколом, часть - со мной. Он сказал тогда - "Вы пожалеете"... Мы не слушали. Ведь он пришел издалека... мы не знали тогда, ЧТО он такое.
Новый шарик лег на желтую груду; мужчина с седеющими висками прикусил губу:
– И?..
– Нас было девятнадцать, - его собеседник усмехнулся.
– Спустя десять дней в живых осталось двое. Прочие перемерли, призывая Оскола, как мамку... И мы пожалели, ох как пожалели... что ушли от него. А пуще - что повстречали его на свете...
– Ты выжил, - сказал грузный.
– Да... Я и еще один парень, мы с ним побратались... Мы выжили. А год назад мой побратим, Лабан, явился к Осколу, хотел наняться воеводой, возомнил... что свободен... Одной встречи хватило. Теперь это самый жалкий из его рабов. Потерял и душу и волю, не умеет даже петлю на шее затянуть... То же ждет и меня, господин. Я не могу встречаться с Осколом. Никогда.
Заколебались огоньки свечей - это грузный втянул в себя воздух:
– Ты отказываешься, Сотка? Ты оставляешь меня?
Скуластый отвернулся:
– Придется заключать с ним союз, господин.
Желтый шарик скатился со стола в темноту.
– Я мало берег Яну, - глухо проговорил грузный.
– Все гадалки пророчили ей счастливую судьбу... Гадалки врали.
– Мы заключим союз, господин, - с нажимом повторил скуластый.
– Оскол или кто другой... Все равно пришлось бы отдавать ее. А Оскол силен и щедр.
Тяжелый кулак с грохотом опустился на стол, и брызнули во все стороны восковые шарики. Разлетелись, застучали по полу дробным дождем.
– Я не в рабство отдаю свою дочь, - проговорил грузный, овладев дыханием. Что станет с ней, если этот мерзавец раньше времени сдохнет?! Ведь он старше ее на двадцать лет! Что, если его пырнут кинжалом или угостят отравленным стилетом? Что станет с моей дочерью?!
Скуластый молчал.
– Иди на замок, - сквозь зубы сказал грузный.
– Бери войско и ступай.
Свечи догорали.
– Все его люди, - раздумчиво проговорил скуластый, - от воеводы и до грязного дворового мальчишки... предпочтут умереть. Чтобы взять Оскол, надо идти по трупам.
– Значит, ты пойдешь по трупам, Сотка.
Скуластый помедлил и встал:
– Как будет угодно светлому князю.
*
"...была подобна рыси - столь же необуздана, дика и непокорна. И рвалась она из рук надсмотрщиков и заботливых соглядатаев, и не принимала пищи, и не желала видеть рядом господина своего похитителя - но на любую рысь найдется клетка, на любую птицу плетется сеть. И проходили дни; и ужас поселился в душе юной пленницы..."