Осколки ледяной души

Романова Галина Владимировна

Ничего, и это выветрится, утешил себя Кирилл, выбегая из квартиры родителей. Выветрится, рассосется, сгладится как-нибудь.

Только бы… Только бы отнес господь от него эту напасть с женитьбой. Чтобы не нужно было в скором времени напяливать на себя черную костюмную пару. Чтобы не вдевать чужой костлявый пальчик в узкое колечко. Чтобы не видеть ее, не слышать и не вспоминать.

И как же это его угораздило то, а! Как он мог так вот снова вляпаться?!

Его машина вчера осталась на фирме, и коптить ему туда пришлось на такси. Водитель попался злой, словоохотливый, пропитавшийся

вонью дешевых сигарет и перегара. И машинка у него была совсем маленькая, противно пропахшая бензином, маслом и еще чем-то отвратительно кислым. Кирилл, не помня себя, вылез у своего автосервиса. Расплатился и, внимательно прислушиваясь к шуму в голове, который, подобно прибою, то утихал, то нарастал с новой силой, медленно пошел к офису.

— Привет, начальник, — окликнули его от открытых боксов. — Что-то сегодня никого в конторе нет? Хотел аванс попросить…

Кто-то еще что-то хотел попросить, кому-то он даже что-то подписывал. И кого-то распек попутно за срыв сроков. Еле добрался до входной двери, нашарил холодными влажными пальцами ручку, дернул ее и опешил. И в самом деле никого не было. Ни одной живой души.

Ладно Степа, подумал Кирилл с легкой завистью, у того форс-мажор и все такое.

А Шурочка?! Ее-то где носит?!

— Ты где, Александра? — Ей он позвонил первой, потому что отчаянно хотелось кофе, который она ему готовила, а кофе не было, и готовить его некому было. — Почему, черт возьми, офис на замке? Мы что, закрылись не ко времени и…

— Что-то случилось, Кирилл? — поинтересовалась Шурочка строго и по-деловому; когда начальство начинало зарываться, она пускала в ход непременную субординацию, а они этого на нюх не выносили. — У вас ко мне какое-то срочное дело?

— Шурочка, ласточка, прекрати, а! — взмолился Кирилл, с ужасом заметив на экране мобильного высветившийся Нюсин номер. — Просто мне сейчас плохо, а вас никого нет. И кофе хочется! И в налоговую мне после обеда. А ноги туда не идут. Там такие голодные одинокие бабы… Как я с ними слажу в таком вот своем состоянии?! Где Степан?

— Был дома, — задумчиво обронила Шитина после паузы. — Во всяком случае, полтора часа назад был дома.

— А ты где?! Где ты, черт возьми, когда ты так мне нужна?! — Кирилл притворно захныкал, продолжая косить в сторону надрывающегося мобильника. Нюся не унималась, названивая ему с паузами в три секунды.

— Я? Хм-м… — Шитина загадочно хмыкнула в трубку. — Я иду по следу, Кирюша.

— То есть?!

— О чем мы вчера говорили вечером? — напомнила ему Шурочка.

— Не помню, — покаялся Кирилл и снова испуганно вздрогнул. — Черт, Нюся просто с катушек спрыгнула. Звонит через каждые три секунды! Черт бы все побрал на свете! Так по какому следу ты идешь, Шура? Чей след?

— Раскольникова, Кирюша! — обронила Шитина, расхохоталась и тут же отключилась.

Вот что за черт, а! Мало того, что ее нет на рабочем месте. Мало того, что никто не звенит за перегородкой чашками, не готовит привычный кофе, не несет ему на серебристом сверкающем подносе пирожные, печенье и конфеты. Так она еще и загадками вздумала говорить!

Чертова баба! Чертовы бабы, что навязались на бедную, больную с похмелья голову!

Мобильник

снова дернулся и пополз по столу, припадочно подпрыгивая. Кирилл схватил его двумя руками и со злостью уставился на экран.

Снова она! Ну что ей от него нужно?! Что? Снова сюрприз ему уготовила?! Пошла к черту со всеми сюрпризами сразу! Увидеться хочет?! Соскучилась?! Пускай так же быстро и без оглядки идет к черту! Нет, он не вынесет! Точно не вынесет ни сегодняшнего дня, ни завтрашнего, ни всей последующей жизни с этой дрянной надоедливой бабой!..

— Чего тебе, Нюсенька?! — проскрипел зубами Кирилл, еле совладав с собой, чтобы не заорать на нее в полный голос, как полчаса назад орал на него отец. — Соскучилась, дорогая моя?!

— Да… То есть нет… — промямлила его нареченная таким же бесцветным, как и вся ее внешность, голосом.

— Чего тогда звонишь мне, дорогая, каждые три секунды?! А?! Если не соскучилась?! Я же работаю, дорогая! — Ему все же пришлось сделать паузу и набрать полную грудь воздуха, а потом вытолкнуть его из себя с силой, согнавшей с его стола два подписанных им заявления на аванс. — Понимаешь, я работаю! Это подразумевает дефицит свободного времени! Де-фи-цит! И это значит, что…

— Мы не можем с тобой пожениться, Кирюша, — тихо, но внятно мяукнула Нюся, всхлипнула, а потом зашикала на кого-то.

— Что? Что ты сказала?!

Его спина молниеносно покрылась липким потом. В голове что-то натянулось и со звоном лопнуло.

Если бы в этот момент в офис вошли строем его бабушка, дедушка, тетка, двоюродный брат по линии матери и еще парочка давно умерших родственников, Кирилл удивился бы гораздо меньше. Мало ли что может случиться на перекрестке параллельных миров. Где-то что-то замкнуло, шарахнуло, заискрило и пересеклось, такое случается. Но чтобы вот так…

Чтобы господь услышал его мольбы, услышал, понял и помог?! Нет, так не бывает. Это какой-то подвох. Это что-то не то…

— Что ты только что сказала, дорогая?! — с наметившейся торжественностью в вибрирующем от радости голосе переспросил Кирилл. — Повтори!

Было видно, что отказ от него ей дорого стоил. Она всхлипывала беспрестанно, гнала кого-то от себя и молчала. Молчала непозволительно, неприлично долго, блин…

Так долго, что, не выдержав, он все же рявкнул:

— Повтори, твою мать, что ты пролопотала только что!

— Мы не можем с тобой пожениться, Кирюша. — На последнем слоге любимого имени Нюся заревела в полный голос и понесла такое, что у него вполне ощутимо, а не понарошку зашевелились на голове волосы.

— Этого не может быть, — обронил он тихо, все еще не решаясь верить в чудо, и тут же подумал, что может, может, может и должно. — Нам нужно с тобой встретиться, чтобы все обсудить, Аня.

Она зарыдала пуще прежнего. Зарыдала, мгновенно осознав, что этой вот Аней он только что отсек все ее возможные надежды на прощение.

Прощения не будет! Никогда и ни при каких обстоятельствах. Он никогда не простит ей того, что она сделала. Никогда!

— Ки-ирю-ууша-а… — уже не рыдала, а выла она, булькала водой, кто-то сердобольный поил ее там, сморкалась и снова выла. — Прости-ии! Прости-ии ме-ня-аа!