Осколки любимого сердца
Шрифт:
Скрестив по-турецки ноги и положив на колени одну из диванных подушек, Аня сидела на диване-тахте и уже не хихикала, а смеялась в голос, глядя на меня наглыми глазами бесстыжей девчонки, которую никто никогда не наказывал.
— Что это за шуточки ты себе позволяешь?! — спросила я как могла спокойно.
Аня на минуту замолчала, склонив голову к плечу, поправила очки, набрала в грудь воздуху и снова залилась смехом. Но теперь, и это было ясно слышно, хохот звучал неестественно, я бы даже сказала — натужно.
И
— Что это?! — спросила я, сунув ей под нос гранату.
Она упорно отводила глаза и молчала.
— Отвечай немедленно, или я в два счета вызову милицию! Хочешь больших неприятностей? Между прочим, такие вот шуточки с оружием, пусть даже и не боевым, дяденьки в погонах считают хулиганством! И дают за них даже не по шее, а от двух до пяти лет колонии для малолетних — это тебе на будущее.
— Я не знала, что вы испугаетесь, — нехотя ответила Аня.
— Ну да, ты думала, что я возьму гранату в руки, скажу «спасибо», вдену в чеку золотую цепочку и повешу себе на шею в качестве украшения.
Аня хмыкнула.
— Где ты взяла гранату?
— Пошутила я просто, — буркнула она, глядя в пол.
— Где ты ее взяла?!
Она молчала. Недолго думая, я подошла к столу, где рядом с компьютером, на котором была запущена какая-то игра-«стрелялка», лежал Анин мобильник.
— Набираю милицию. В машину тебя, скорее всего, в наручниках поведут, учти, — припугнула я девочку. — На виду у всего двора.
Сзади ойкнули. Я оглянулась: Фаина стояла в дверях, глядя на нас испуганными глазами и обеими руками зажимая себе рот.
По круглым щекам Ани уже текли крупные слезы.
— Где? — не глядя на нее, я сделала вид, что действительно набираю на мобильнике милицейский номер.
— В школе, — сказала она быстро. — На уроке физкультуры, в школе. Мы нормы сдавали, а потом после уроков мальчишки через окно залезли… И пять штук вынесли.
— Зачем?
— Прохожих пугать. Или еще зачем — я не знаю. Правда, не знаю! — воскликнула она, вскидывая на меня правдивые глаза. — Попросила одну — мне дали. Только слово взяли никому не говорить…
— Знаешь ты кто? Насмотревшийся боевиков недалекий ребенок, — сказала я, шлепаясь на тахту. — Ты хотя бы прикинула сперва, прежде чем швыряться гранатами в гостей своего папы, во что может обойтись такая шутка! А если бы у вашей домработницы было больное сердце? А если бы в школе хватились пропажи и пришли бы к вам домой с обыском? Думаешь, эти неприятности ничего бы для твоего папы не стоили?
— Ничего я не думала, — сказала она хмуро, — и прекратите меня оскорблять! Вас сюда никто не звал! Тем более в мою комнату! Я предупреждала, чтобы вы не смели ко мне входить!
— Почему?
— По кочану! Потому что я вас ненавижу!
— Знаешь что, Анютины глазки с гранатой? Ты мне тоже далеко не симпатична, но можешь мне поверить, что я не стану на этом основании ставить
Аня чуть-чуть улыбнулась моим словам и сделала попытку что-то сказать.
— Да, — повысила я голос, — ничего этого я делать не буду, потому что поступлю по-другому: возьму тебя за руку, в другую руку возьму гранату, отведу в школу и лично прослежу, чтобы вашу компанию как следует наказали! С мальчишками, которые дали тебе одну из этих украденных штучек, объясняться будешь сама!
Затравленным взглядом из-под огромных очков Аня посмотрела на меня, на мобильник, который я держала в руке, на лежащую рядом с ней злополучную гранату. Посмотрела — и ничком упала на тахту. Комната огласилась отчаянными рыданиями.
— Анечка, Анечка! Ну что ты, тетя… Женя просто пошутила. Не расстраивайся, деточка, вам нужно просто помириться, и ты должна пообещать, что больше никогда-никогда не позволишь себе таких плохих шуток, — зажурчала Фаина, присев рядом с Аней и поглаживая ее по вздрагивающей спине.
Я присела на подоконник, выжидая, когда у девочки кончится истерика. У психологии свои законы, и мне доводилось изучать их на курсах, куда простому смертному доступ был воспрещен.
«Десять-двадцать минут, и она станет контактной, — машинально пронеслось у меня в голове. — Дать прореветься, а потом заговорить совсем другим тоном, спокойным и дружелюбным…»
Так все и случилось. Не прошло и пятнадцати минут, как Фаина, ласково приговаривая, отвела всхлипывающую Аню в ванную, откуда некоторое время доносился шум льющейся воды, и, закутанная в махровый халат, с красным носом и припухшими под очками веками, Аня снова была приведена в комнату и усажена на тахту. Фаина присела рядом, хлопотливо разглаживая и складывая на коленях разорванную мною Анину майку.
— Застрочу, проглажу, выстираем, будет как новенькая, — бормотала она с преувеличенной бодростью.
— За испорченную вещь я прошу прощения, — миролюбиво сказала я. — Завтра куплю и подарю тебе новую майку, даю честное слово.
— Не в этом дело, — тихо сказала Аня. — У меня этих маек знаете сколько? Я сама вам могу подарить, хоть мешок. Но это подарок.
— От кого?
Она пропустила мой вопрос мимо ушей. И упорно смотрела в пол, не поднимая глаз ни на меня, ни на Фаину.
— Ладно, не важно. Ну что, поговорим?
— О чем?
— Ну хотя бы о нас с тобой. Мне бы хотелось знать, что я тебе сделала? Ведь мало найдется девочек, которые бы с места в карьер стали забрасывать гранатами гостей своего папы. Даже если у этих девочек поголовно подростковый возраст, помноженный на предменструальный сидром.
Я сделала попытку потрепать Анюту по плечу — но она отодвинулась, впрочем, не на слишком большое расстояние.
— Аня! Я не предлагаю тебе стать подругами, потому что вижу, я не слишком тебе нравлюсь, мягко скажем… Но давай хотя бы заключим пакт о ненападении. Это существенно облегчит жизнь нам обеим. Ведь я теперь буду жить у вас, и хочешь ты этого или нет, видеться-то нам придется каждый день.