Осколки любимого сердца
Шрифт:
И снова на свет появился мой мобильник.
— Женя… а что дома? — спросил Ильинский, когда я обрисовала ему задачу.
— Все в порядке. Правда, Анюту я пока увезла и припрятала.
— Как?! Что?! Куда?!
— В хорошем месте, под надежным присмотром. Ты не беспокойся, пожалуйста, но для того, чтобы поймать и обезвредить преступника, у меня должны быть развязаны руки.
— То есть?
— То есть охраняемый объект не должен путаться у меня под ногами и выкидывать всякие неожиданные коленца, — объяснила я терпеливо. —
— Женя, но ты уверена, что Аня в безопасности?
— Вполне. Я же телохранитель и отвечаю за нее головой.
— А… а Ириша?
— Возле Ириши круглосуточно находится медсестра. Ей тоже ничего не угрожает.
— Господи, хоть бы и в самом деле так! Я верю тебе, Женя, верю. Но меня тоже можно понять. Я же отец… сегодня я вернусь совсем поздно, очень много дел. И поэтому…
— Можешь быть совершенно спокоен, — заверила я клиента. — А чтобы спокойствия прибыло еще больше, не теряй времени и раздобудь мне адреса!
— Сейчас сделаю. Я перезвоню тебе через пятнадцать минут.
Ильинский перезвонил мне не через пятнадцать минут, а через десять, и, записав на запястье адрес Вадика Панина, я направилась на поиски его родителей.
Для этого пришлось оседлать давно скучавший «Фольксваген», который с утра простаивал на стоянке у дома Ильинских. «Ну что, дружище, поработаем!» — сказала я, сев на сиденье и похлопав верного друга по кожаной оплетке руля.
И авто согласно заурчало мотором.
Оказалось, что Панины жили на окраине города, в своем доме. Я не сразу нашла этот дом — у него был странный номер с пятой буквой алфавита, и пришлось изрядно поколесить по Зыряновской улице, пока прохожие, у которых я, отчаявшись, попросила указать мне адрес, не показали на крепкий, крытый шифером пятистенок. Этот добротный двухэтажный дом с резными наличниками на окошках и забавной фигуркой петушка, вырезанной из жести и прикрепленной к крыше в качестве флюгера, выглядел очень симпатичным. Подкупали и настежь открытые ворота, хотя сам дом был обнесен высоким крепким забором.
— Хорошего хозяина видно издалека, — сказала я, одобрительно кивая на дом. — Это ваши соседи? Приятные люди?
Но прохожие — пожилые муж и жена, которые вышли из соседнего магазина с туго набитыми авоськами и груженной картофелем тележкой и любезно остановились у моей машины, чтобы показать дорогу, — вдруг замолчали и как-то испуганно переглянулись. Несмотря на теплый вечер, у женщины на голове была надета вязаная шапка, и она вдруг испуганным жестом натянула ее едва ли не на самые глаза. А мужчина махнул рукой, показав мне штопку на левом рукаве поношенного пиджака, и пробормотал, пряча взор:
— Ну эта… Как сказать-та… Были приятные люди… а сейчас…
Он еще раз помахал перед собой рукой, словно отгоняя кого-то — может быть, нечистую
Меня заинтересовали эти упражнения. Выйдя из машины, я гостеприимно распахнула заднюю дверцу «Фольксвагена»:
— Садитесь. И картошку свою сюда давайте. Далеко вам идти-то?
— Так к дочери, — обрадованно забормотала старушка. — Далеко — не далеко, а пехом-то целый час пиликать. А у него, — она показала на мужа, — грыжа, а у меня небось тоже радикулит…
— Ну так я подвезу. Бесплатно, — добавила я, видя их нерешительность.
Это слово подействовало как живая вода: оба супруга оживились, подпрыгнули и принялись хлопотливо рассовывать свои сумки по заднему сиденью и багажнику машины. Управились быстро: мне не пришлось даже помогать. Розовые от удовольствия, пожилая пара уселась сзади меня и принялась благодарно есть глазами мой затылок.
— Вот эта… редко когда хороших людей встретишь-та… — заметил мужчина.
— Небось остальные только и знают, как машинами своими нормальных людей-то пугать, а чтобы помочь-то, небось тоже никто не остановится, — поддержала старушка.
— Вы только говорите, куда ехать, — сказала я. — А чтобы скучно нам не было, расскажите лучше, что там, у Паниных, недавно произошло. Вы же соседи?
— Мы-то соседи, — переглянулись супруги, — только эта… А зачем вам? Паниными этими теперь никто особливо не интересуется. К ним и не ходит никто…
— А почему? — спросила я и добавила, видя их нерешительность: — Я из газеты, журналист. Статью буду писать об этом загадочном случае, понимаете? Если хотите, и про вас упомяну. Выразим благодарность за помощь в создании материала прямо на первой странице… как вас?
— Инютины мы… Инютины с Зыряновской.
— …супругам Инютиным, жителям улицы Зыряновская. Память для вас будет! Каждому соседу по экземплярчику можно подарить.
— А дочери? — всполошилась старушка.
— Ну и дочери, само собой. Так как? Расскажете?
— Ну-тк, чего ж не рассказать-то… Чай, Иван-то Панин, пока с глузду не сдвинулся, хорошим соседом был… Если помощь какая нужна или, скажем, деньжат подзанять — сразу к нему шли…
— А чего ж ему не тронуться умом-та? Если так вот, по трезвости рассудить — не каждый же родитель в крепком уме останется, когда сын такое над собой совершит! Вот Иван и поехал…
— Так расскажите! Может, теперь самому Ивану помощь требуется?
Снова переглянувшись, мои пассажиры довольно складно, хотя и перебивая друг друга, рассказали мне следующую историю.
Это случилось год назад. Таким же ясным майским днем, как сегодня, в семье бывшего Ирининого одноклассника Вадика Панина банальная ссора подростка с родителями закончилась настоящей трагедией. Четырнадцатилетний мальчик повесился из-за того, что отец запретил ему смотреть кино на DVD.