Осколки наших грез
Шрифт:
– Уходи, – приказала я.
Лебедеву не нужно было повторение. Он убрался. А я провела несколько часов в комнате, пытаясь собраться с мыслями и не выдать свою слабость. Внутренний раздрай плавно переходил в паранойю.
Ещё бы, ведь этот день был одним из «ярких».
Спустившись, я попросила Назара отвезти меня домой. Он покорно согласился. Но когда мы подошли к машине, из тени появился Матвей. С болезненным видом и красным рюкзаком на плече.
Наши взгляды вцепились. Янковский остановился. Каждый размышлял о своём. Но уверена,
– У вас пять минут, – сухо проговорил Назар, вернувшись в дом.
Меньше всего я хотела остаться с ним наедине и вести диалог.
Только не сегодня. Только не сейчас. Только не после того, как он не поверил мне.
– Прости меня, – сказал он наперёд.
– И не подумаю.
– И будешь как никогда права.
Он походил на шкодливого пятиклассника, который не мог найти себе оправдание, но всеми силами пытался.
Боже, что с ним стряслось? Он будто не спал вечность.
– Я всё решил, Снег. Я готов пойти на всё, чтобы ты меня простила.
– Прям-таки на всё? – язвила я сквозь подступающие слёзы. – Может, исчезнешь для начала? Прости, но дни без тебя были такими весёлыми. Платон хотел убить меня. Забавно, правда? А знаешь, почему? Да просто он боялся раскрытия одной малюсенькой правды. Я говорила тебе о ней, но ты посчитал это бредом…
– Снег, – попытался перебить он, но тщетно.
– … зато с лёгкостью поверил Наденьке. И верно, ведь у меня не такая длинная коса! Впрочем, я на тебя злюсь! Насильно мил не будешь, верно!? Да все эти разговоры про насилие ненароком оказываются брехней! Так что продолжай играть стойкого солдатика, а балерина предпочитает превратиться в пепел! В серый снег! Чао!
Я попыталась открыть дверь машины, но та была заперта.
– Что мне сделать? – нелепо кинул он. – Повторюсь, я на всё готов. Дай мне немного времени, и я исправлюсь.
Усталость взяла своё. Я опустила голову. Выдохнула.
– Как только пройдут выборы я уеду, Матвей. Мне надоело жить здесь. Лучше я буду продавщицей на городском рынке, чем жить с такими, как вы. Пусть лучше меня сожрут клопы на съёмной квартире, чем эти лицемерные взгляды. Мне ничего не нужно – ни денег, ни фирменных шмоток, ни начищенных сортиров… И если мы говорим о твоей искренности, то насколько ты честен? Ты готов уехать? Бросить друзей и райское гнёздышко? Сбросить мантию и стать человеком? Готов уехать со мной?
В тёмных глазах Матвея заклубилась печаль.
– Здесь моя мать и…
– Не готов, – горько признала я, поджав губы. – Ты ни на что не готов ради меня.
Матвей не стал отрицать. Он попытался подойти, но, к счастью, Назар был уже неподалёку. Я спешно запрыгнула в машину, когда та отворилась. Движение авто я посчитала за спасение. В зеркале заднего вида медленно исчезал Янковский.
Всю оставшуюся дорогу Назар понимающе молчал. До тех пор, пока колёса не коснулись трассы.
– Что, снова обидел? Если хочешь, я ему хер на лбу нарисую.
Глава#33
ЛИНИЯ 1. Матвей
Объятия матери ещё никогда не были настолько крепки. Побросав перчатки и секатор, она кинулась ко мне навстречу, не жалея голландских пионов. После стольких дней разлуки, она была в ярости и одновременно сгорала от счастья. Я же едва поборол слёзный ком, который колотился в горле. Чувствовал себя потерянным в лесу мальчишкой, что нашли после долгих скитаний.
Впрочем, это мало отличалось от правды.
– Прости меня, мам, – говорил я, перебивая её грозное бормотание. – Я не заслуживаю быть твоим сыном. Прости.
Александра Янковская смогла взять себя в руки только к позднему вечеру. Мы сидели на веранде, пили вкусный ягодный чай и смотрели на звёзды. Я не стал вдаваться в подробности, говоря о причине исчезновения, но казалось, что они ей вовсе не нужны или та уже сама успела обо всё догадаться.
– Я буду вечно виноват перед тобой, за то что исчез бесследно, – все разговоры, так или иначе, сводились к одному. – Мне безумно совестно.
– Да, ты прав, – с серьёзным видом отвечала мать. – Тебе нет оправдания и едва ли найдётся. Я приготовила для хорошую взбучку, с веником крапивы и отборными ругательствами, но успела передумать. Всё благодаря Снежане.
Снежане?
– Она попросила оставить это ей? – усмехнулся я.
– Нет. Всё это время она уверяла, что ты в порядке. Целый, сытый и даже умудряешься принимать ванну. Хоть и выглядишь паршиво.
Я мысленно поблагодарил Лебедеву. Снова. И пусть её правда была лишь отчасти правдой, она смогла остаться чуткой по отношению к моей родительнице. Смогла то, что не смог я. Те дни были полным безумием, превратив меня в одержимую машину мести, что никак меня не оправдывает.
Снежана не смогла меня остановить напрямую, но ей хватило сил, чтобы отрезвить нас всех: успокоить маму, защитить Сотниковых, брата и, наконец, открыть мне глаза. Как жаль, что случилось это слишком поздно.
Быть может, у меня всё ещё есть шанс?
– Мам… Что, если мы свалим отсюда? Продадим дом и купим скромную квартирку, где-нибудь за пределами «Эдема».
Александра задумалась.
– Мы с тобой всю жизнь искали своё место. «Эдем» – не райский уголок, совсем нет, но я нашла здесь себя. И ты нашёл. Здесь мой сад, моя крепость, мои воспоминания о том, что мой ребёнок искренне счастлив и не думает о новой обувке. Это место дало нам многое, и я не хочу его покидать. Однако, ты вырос и имеешь право выбирать. Когда-нибудь мне всё равно придётся тебя отпустить.
Теперь задумался я.
– Ты хочешь уехать, сынок? Это так? – с грустью спросила она.
Какое-то время я смотрел в её сверкающие от боли глаза, подбирал правильный ответ, но после сдался и увлёк женщину к себе под плечо.
– Нет, больше я тебя никогда не брошу.
Ночь была бессонной.
Я отказался от завтрака, сославшись на отравление, и ещё долго стоял у зеркала, примеряя выходной костюм. Победа была близко, пусть отзывалась она трауром.