Осколки недоброго века
Шрифт:
Романов кивнул, будто сделал для себя пометочку, встал из-за стола, подойдя к окну, вплотную к кружевным, накрахмаленным и оттого будто тяжёлым занавескам.
– Я всё же попытаюсь закончить войну с Японией, не ввязываясь в большую конфронтацию, дабы заключить мир на началах умеренности. В связи с чем инициировал встречу с японским посланником.
– Мирные переговоры без посредников?
– Предварительные. Посредничество тех же американцев удобно как отвлекающий манёвр. В конце концов, после Портсмутской встречи, что произошла в вашей реальности,
Гладков подавил смешок, не удержавшись от тихого «замечательно!».
– Вильгельму сейчас бы я во встрече отказал, но коль уж затеял игру, надо придерживаться задуманной тактики. А для равновесия, вероятно, придётся пообщаться и с Эдуардом.
– Монархом?
– Да. Мне не даёт покоя нефть Аравии. К королю Абдул-Азизу уже направлены агенты с миссией заключения договоров о концессиях. Но в том регионе мы совершенно не представлены никакой силой. Посему рассчитываю заключить сделку с Эдуардом о совместном освоении. Конечно, у нас и своих – на территории Российской империи – месторождений вдосталь… Но все те, кои ещё перспективно не изведаны и не вскрыты, пожалуй, оставим для потомков. Так будет справедливо.
– Доминирование англичан на Ближнем Востоке приведёт к тому, что в конечном итоге мы всё равно потеряем контроль над нефтяными саудовскими делами. Что помешает британцам затеять маленькую местную войну, совершить переворот и смену власти? А мы лишимся своего пакета и владений. Говоря языком следующего века, нас просто кинут.
– Хм, – чуть усмехнулся монарх, – выход вижу в привлечении к делу, например, французов, создав равновесие сил. Англичане уже поостерегутся на открытый грабёж.
– Но в любом случае потребуется военная защита своих концессий и интересов.
– Устройство военно-морской базы?
– По хорошему счёту – да!
Телефонная трель оказалась неожиданно громкой. Вздрогнув, император раздражённо сорвал трубку. Выслушав, потеплел:
– Господа. Пришла телеграмма из Порт-Артура. Рожественский пришёл! Наконец-то! Фёдор Карлович, будьте любезны сходить в аппаратную и принять доклады от адмирала. Боюсь, что у него накопилось для нас масса сообщений.
Дверь за Авеланом мягко закрылась.
Романов пытливо взглянул на оставшегося гостя, извлёк из бюро бутылку портвейна и две хрустальные рюмки.
Разлил, кивком предложил, видимо из вежливости, так как, не дожидаясь чоканья или здравиц, быстро опрокинул содержимое и тут же наполнил вновь.
– Александр Алфеевич, есть мнение направить вас в Кольский уезд, в строящийся Романов-на-Мурмане.
– Ваше мнение, – подчеркнул Гладков.
– Да, моё.
– Не долго ж вы меня терпели, – усмехнулся, – накануне зимы в северную ссылку?
– Ну, зачем вы так? – уловил неприкрытый сарказм самодержец. – Не стесняясь временем года, а по понятной обременительной необходимости. Вскорости ваше ледокольное судно будет в пределах мореходного доступа. Сможете навестить своих друзей. Вам будет сподручней подготовить их к выходу… м-м-м… в большой мир. Социально адаптировать. Но главное – вы уж поднаторели в организационных вопросах производства. Осознаёте свои полномочия и знаете, как преодолевать волокиту российских чиновников. Рассчитываю, что дело устройства коллег ваших, базы для секретного судна и остального замышленного на северных землях вашими стараниями только ускорится.
– Что ж. Хорошо. Ваша воля, – с видимым равнодушием согласился Алфеич.
– Боялся, что вы откажете.
– А я, что вы не предложите.
– Вот как? – скорей риторически удивился государь.
Гладков чуть увёл взгляд в сторону, чтоб не выдать своих эмоций: «Что тут сказать? Осточертел этот имперский Петербург, как тут часто говорят – хуже горькой редьки. И дел, казалось бы, невпроворот, но нужна мне… пауза, что ли? Отпуск. Как бывает, когда надолго уезжаешь в командировку или при переезде с насиженных мест – неизменно тянет домой. А тут ещё давит, давит, что возврата не будет и это навсегда. И ностальгируешь. И водка не помогает.
А у меня ещё дремучей – смена не только мест, но и… ни много ни мало целого столетия. Вот и рефлексируешь вдруг, подменяя ”Ямал” домом. Но другого напоминания о былом не предвидится.
Правда, дела тут, в Петербурге, без меня захиреют. Особенно… учитывая то, что Николаша упорно следует своей программе умеренности. Как своими домыслами, так и влиянием со стороны – его явно донимает вся дворцовая родственная шушера… Тут каким-то боком и патриарх. Или митрополит, не разбираюсь я в них. И…»
– Не будем беса тешить, – прерывает голос монарха, словно уловив мысли собеседника. Открыв ящик стола, он выложил какие-то гербовые бланки. – По представлению моему вам причислен ранг действительного тайного советника. Вот необходимые верительные бумаги. А после весенней распутицы, как наладится приятная погода и, дай бог, прекратятся брожения в государстве, я изволю посетить Архангельскую губернию, Колу и новый град.
– Ого! Целый действительный тайный советник?
– Ещё по рюмочке? – Лицо монарха, будто разрешившего одну из сложных проблем, расплылось в улыбке.
На улаживание дел и сборы неожиданно потребовалась целая неделя сумятицы. Глядел на чемоданы и коробки, удивляясь: «И когда только (и сам не заметил) успел обзавестись кучей личных вещей, нужных и не очень? А ведь случится, что любая мелочь на северах вполне может понадобиться».
Дом на Ружейной будто совсем приуныл, провожая беспокойного хозяина.
Патрулируемая казаками столица шумела, обсуждала последние новости с Дальнего Востока, что подавались браво, победно, хвалебно… не без распорядительных предписаний со стороны властей, дабы повысить позитивные настроения в обществе. Но народ перешёптывался, роптал, в печать, несмотря на цензуру, просачивались отголоски незатихающих по весям революционных волнений.