Осколки (Трилогия)
Шрифт:
– Самая страшная угроза – это твое отродье! И от него ты не защитишься ничем!
– А надо ли? – усомнился мой отец. – Магрит была совершенно права: Джерон никогда не нападает первым.
– В отличие от твоей дочери, – вставил Ксо.
– Моя дочь неспособна даже на…
– Зато замечательно строит пустотные сферы.
Моррон резко повернулся к племяннику:
– Что я слышу? В мир снова вернулось запрещенное знание? Но для чего Шеррит понадобилось
– Попробовала уничтожить, – поправил Ксаррон. – Без успеха, к счастью.
– Но твои слова означают…
– Она пыталась убить дракона.
– Моя малышка?! Ложь!
– Спроси у нее сам, Скелли. Ловушка была расставлена и захлопнута, и если бы все свершилось, как задумано, мы бы ничего не узнали. Только твоей дочери не повезло, не на того напала.
– Ксо, прекрати ходить кругами! – рявкнул мой отец. – Кто должен был умереть?!
– Джер. И Эл, раз уж попался под ноги.
Моррон застыл на долгий вдох, потом начал медленно сжимать правую ладонь. В кулак? Ох, не хотелось бы! Если щелчок приводит к столь впечатляющим последствиям, что случится, если все пальцы соберутся вместе?
– Это неправда! – Глухая глубина голоса Скелрона опасно приблизилась к визгу. – Я доберусь до каждого из лжецов и…
– Папа!
Она стояла чуть в стороне, словно вошла не через парадный вход, а со двора. Позвоночник выпрямлен, как спица, и, верно, столь же безжалостно пронизывает спину, потому что черты лица Шеррит мелко подрагивают, словно от боли, кипящей где-то в глубине плоти. Черные волосы распущены и тяжелыми волнами стекают по плечам вниз, заканчиваясь только у талии пронзительно-белого платья, туго стянутой узорным поясом. Более из украшений на девушке нет ничего.
– Это правда, папа.
– Шерри, драгоценная моя…
– Я пыталась его убить.
– Но зачем?! Почему?! – Отец несостоявшейся убийцы самым первым из присутствующих задал волнующий меня вопрос.
И ответ приходит, медленно, но уверенно покидая бледные прикушенные губы:
– Мне стало страшно.
Стало. И продолжает быть. Я вижу в ее взгляде то, что мешает мне дышать. Страх. Необъятный, как бездна. Неужели я настолько ужасен? Лучше бы был ненавистен…
Все, последняя подробность выяснена. Больше не о чем спрашивать и не на что надеяться. Остается лишь одно: тихо уйти, освободив от своей близости ту, которая… Будет вечно меня бояться. И теперь еще больше, чем раньше, потому что видела бессилие передо мной самого разрушительного из известного драконам орудий убийства.
Пресветлая Владычица, ну за что?! В чем я виноват? Почему страх поселился именно в тех глазах, где мне хотелось бы найти…
– Любовь?
Кошка, сонно распластавшаяся по постели, служит уютным ложем подростку, в незапамятные времена нарочно заблудившемуся между детством и юностью. Светлые косички снова торчат в разные стороны и торчат криво, словно их хозяйка меньше всего времени и желания уделяет своему виду. Тоненький палец задумчиво рисует на пушистых, мерно вздымающихся боках, неразборчивые узоры.
– Зачем ты пришла?
– Разве нужен повод, чтобы заглянуть к старому приятелю?
Вернее, к старой игрушке. Конечно, повод не нужен. Но я слишком привык к тому, что меня не тревожат попусту – все время требуется участие в разных сомнительных и странных событиях.
– Попробую поверить.
– Да уж приложи хоть немножко усилий!
Куда они спрятали мою одежду? Ага, нашел! И даже почистили и постирали… Надо будет сказать «спасибо» тем из мьюри, что снизошли до забот обо мне. Непременно надо сказать. И скажу. Но уже перед самым уходом.
– Чем-то расстроен?
– Нет.
– А почему никак не можешь попасть ногой в штанину?
Ей не нужно знать. Почему? Она и так знает. А если старается вызвать меня на разговор, сегодня, в первый раз за прошедшую Вечность, потерпит неудачу. Мне сейчас нужно думать, а не сорить словами:
– Все так, как и должно быть.
– Ага!
Она перевернулась на спину, сползла с кошки и погрузила босые ступни в ворс ковра.
По весне стает лед, Осень плод принесет, Заберет старый год Ночь в запас, день в расход. Шалый бег вольных вод Судьбы вместе сольет Там, куда заведет От ворот поворот…Где она раздобыла эту песенку? Уж не подслушивала же под дверьми какого-нибудь сельского домишки? А впрочем, все равно. Вроде собрал, что нужно, остальное приложится… Пора.
– Я хочу побыть один, Эна.
– Твое желание – закон для меня!
Пресветлая Владычица отвесила шутливый поклон, выпрямилась, повернулась и зашагала прочь, остановившись лишь на короткий вдох, чтобы добавить:
– Но не для мира.