Осколки
Шрифт:
Девушка вновь распахнула глаза, стоило Нильсону остановиться. Взгляд уперся в простую белую дверь.
«Мэтью Салливан. Врач общей практики».
Когда мужчина коснулся кнопки звонка, она не заметила, а потому дверь открылась совершенно внезапно.
— По вам можно сверять часы, — мужчина, появившийся на пороге, слегка улыбнулся, — сразу же отдельное спасибо за такую пунктуальность. Прошу, проходите.
Человек был невысоким, худым и каким- то хрупким. Однако, к удивлению Линды, слабым он при этом не казался. Наоборот, движения были спокойными,
Один короткий взгляд через плечо, и Салливан продолжил:
— Вы знаете, кто я, ну а уже, в свою очередь, осведомлен, кто вы. Не переживайте об этом, конфиденциальность здесь всегда уважалась и будет уважаться. Будем друг с другом совершенно откровенны.
Мужчина носил брюки и просторную рубашку с коротким рукавом, расстегнутую на две пуговицы. Он не отвлекался на то, чтобы поправить воротник или коснуться часов на запястье — каждый взмах тонкой руки служил какой- то цели.
— Как насчет чая? — улыбнулся доктор, — ну и погода сегодня. Увы, остался только с бергамотом.
Светло- серые глаза прищурились, взглянув на Линду. Та равнодушно кивнула, но это было метким попаданием: видимо, Нильсон уже рассказал этому человеку о том, что она любит.
Слово за слово Мэтью довел их до гостиной, где на круглом журнальном столике уже стояли три кружки, над которыми поднимался пар. Вокруг столика возвышались три кресла из бежевой замши, а вот на электронику комната была небогата — да и ни к чему это.
В дальнем конце расположилась еще одна дверь, предусмотрительно открытая хозяином. За ней было значительно светлее, и, видимо, именно там находилась процедурная.
— Итак, — начал доктор, — присаживайтесь.
Линда осторожно разместилась в кресле, которое неожиданно оказалось комфортнее, чем она представляла себе.
Девушка, прищурившись, смотрела в глаза мужчины и оценивала его. Что тот может сделать? Что скажет? «Как давно у вас появился этот недуг? Были ли какие- то травмы? Что беспокоит?»
Все вопросы она разложила в своем уставшем от последних дней сознании, на каждый скрупулезно подготовила ответ.
Разум был словно надтреснутым, поврежденным. Но соображать это почти не мешало. Да и что этот человек такого заготовил, чтобы проникнуть в мысли Линды? Методики, схемы… Тиль не верила уже ни во что.
Но первый же вопрос обрушил хрупкую систему её догадок.
— Давайте представим, что вы для меня — абсолютно незнакомые люди, — начал Мэтью, и его глаза блеснули весельем, — что бы вы могли рассказать каждый о себе? Любая беседа, как мы знаем, должна начинаться со знакомства.
Повило долгое робкое молчание. Линду и Нильсона удивил данный вопрос, такой простой и понятный, что сбивал с толку. И с чего же начать?
— Так, э- э- э, — осторожно заговорил Нильсон, — меня зовут Нильсон Брайер, как вам известно, мне тридцать лет и…а что говорить вообще? Что важно?
— Не думайте об этом, мистер Брайер. Мы же знакомимся, — успокаивал Салливан, — говорите, что считаете нужным.
— Я военный, сейчас в небольшом отпуске, — Нильсон то и дело поглядывал на доктора, анализировал, что стоит говорить, а что нет. Стоит ли упоминать, что при этом он расслабленным не выглядел? — мы с моей девушкой Линдой приехали к ее семье, чтобы отдохнуть и переключиться из- за навалившихся проблем, — он посмотрел на Линду, — и не только.
Снова пауза. Тиль хранила молчание.
— Хорошо, спасибо, мистер Брайер, — врач перевел взгляд на Линду, — трудно начать?
— Да, — выдавила она.
— Не волнуйтесь, — он быстро глянул на часы, — время есть. Все время мира.
Линда не чувствовала себя спокойно, она все пыталась анализировать, к какой методике принадлежат вопросы доктора. И в то же время часть ее сознания задумывалась о том, а к чему вообще такая паранойя? Ей же просто хотят помочь. Линда открыто посмотрела на входную дверь. Никто не держит, она не привязана. Можно просто уйти.
А что дальше? Перестать бороться и ждать, пока безумие захлестнет ее полностью? Или решить проблему радикально… По телу пробежали дрожь и холод лишь от одной мысли о таком выходе. Нет, настолько низко падать нельзя. Нужно собрать волю в кулак и просто начать говорить.
— Я Линда Тиль, мне двадцать восемь, — мысли сбивались в кашу, она не знала, какой из фактов жизни вытащить сейчас наружу, в какой- то момент захотелось вывалить все в тщетной надежде, что станет легче. И в то же время разум подсказывал, что делать этого не стоит. Лучше пока повторить за Нильсоном, — я работаю в Совете Освобождения на руководящей должности и сейчас у меня что- то вроде служебной командировки.
Мэтью молчал и никак своим видом не выдавал реакции. Его взгляд не был изучающим, как той толпы.
— Я приехала к тете и ее семье, хотела проведать их. Там и остановилась. И, — в горле пересохло, Линда сделала глоток чая, — и вот уже некоторое время меня беспокоят сны. Собственно, поэтому я и пришла.
— Отлично, — Салливан скрестил пальцы, — уже какой- то прогресс. Моя очередь. Я Мэтью Салливан, мне сорок пять лет, врач общей практики города Уотервилл, штат Мэн, работаю здесь уже не меньше десяти лет. Мой профиль — общая терапия, но я очень люблю свою работу и люблю помогать людям в беде, а потому не остановился на достигнутом и углубил знания по хирургии, онкологии и другим специальностям. Кроме того, ОЧЕНЬ интересуюсь психологией и психотерапией, — он снова улыбнулся, — поэтому вам, можно сказать, повезло.
— Так вы поможете? — спросил Нильсон.
— Я очень люблю этот вопрос, — в этот раз в интонации Мэтью не было особой доброжелательности, — но давайте отвечу на него попозже, хотя бы в конце приема. Итак, Линда. Можно называть вас Линдой?
Девушка кивнула. Салливан слишком уж располагал к себе, ее это настораживало, но она старалась отстраниться от этого чувства, которое является плодом болезни. Сознание раскалывалось на осколки и стоит хвататься за любую возможность этого не допустить.