Осколок империи
Шрифт:
– Да...
– Отвечать надо быстро, без задержек. Правду, а не используя иезуитские увертки и иносказания. Я их сам хорошо знаю. Так ты готов?
Предлагает мне, точнее моей маске, открыть карты. Похоже понял, что написанное в моем личном деле... не сходится с реальностью. Вот и решил самостоятельно оценить потенциального сотрудника. Ладно, приоткроем скрываемую маской... другую маску. Только в последней есть несколько других черт, более глубокого уровня восприятия.
– Готов. Но это значит, что мое личное дело...
– Его составители не совсем поняли личность того, кого
– Исчезновение влиятельного человека, помогающего как советами, так и некоторыми своими действиями, но непременно в законных рамках.
– Проще говоря - покровителя. Называй вещи своими именами, Фомин.
Киваю, принимая это к сведению. Выходит вообще никаких эвфемизмов, благодаря которым можно смягчить истину более расплывчатыми и приемлемыми словами. Да, Артур Христианович, вы точно прагматик. Да еще и циник, если я правильно понял. И все равно - 'сочный' такой вопрос прямо в лоб, причем явно лишь первый. Что ж, жду дальнейших.
– Почему принял решение работать в ОГПУ?
– Раскрытие возможностей, возможность стать частью силы, власть.
– Убивал?
– Да.
– В деле это и так отмечено, - улыбка, но не простая, а с подвохом.
– Я хотел увидеть, что у тебя на лице отразится.
Молчу, понимая, что вопроса как такового не прозвучало. А любые слова с моей стороны будут проявлением если не слабости, то нетерпеливости. Захочет - сам скажет. Не захочет... ну да и ладно.
– Ничего. Ни смущения от вопроса, ни радости, ни сожалений...
– как и ожидалось, развил уже сказанное им Артузов.
– Такое нечасто можно увидеть, особенно у нас. Молчишь?
– Вы не задали вопроса.
– Верно, вопроса не было. Сейчас будет. В каком случае ты предашь советскую власть?
Вот хитрый человек! Мысленно снимаю шляпу перед умным человеком, умеющим задавать вопросы. Сама формулировка подчеркивает, что начальник Иностранного отдела и мысли не допускает насчет того, что я абсолютно предан соввласти. Ну да, это естественно, ведь сидящий сейчас поблизости от чего чекист Алексей Фомин никак не выглядит 'романтиком революции' и тем более ее фанатиком. Отсюда и вопрос, на который требуется очень аккуратно ответить.
– Если СССР однозначно и бесповоротно будет проигрывать. Тогда я сделаю все, чтобы выскользнуть из мельничных жерновов. В другом случае - нет. Ренегаты никогда не получают от своих новых хозяев главного для меня - влияния и власти. Только деньги, а они... мелочь по сравнению с ними.
– Да, твои мотивы понятны. И они соответствуют тому, кого я вижу перед собой, - Артузов явно был доволен услышанным.
– Еще один вопрос, интересный лично мне. Что бы ты сделал, если бы я сейчас отдал приказ тебя арестовать?
– Вы бы просто не успели этого сделать, Артур Христианович, - улыбаюсь я абсолютно искренне, понимая, что этот вопрос действительно интересен лично ему.
– Я всегда пытаюсь учитывать даже самый худший для себя вариант.
Секундное непонимание моих слов быстро сменяется осознанием того, что имелось в виду. А подразумевал я тот самым маленький 'браунинг', до поры мирно дремавший в кобуре на
– Радикально, - реакция на подобный афронт последовала всего секунды через три, что было очень, очень хорошим результатом.
– А почему?
– Как говорили древние: 'Или Цезарь, или никто'. Я не вижу себя в роли постояльца одной из тюрем и тем более у расстрельной стенки. А уходить следует громко и красиво.
– Как же отсутствие вины?
– А кого и когда это спасало?
– презрительно хмыкнул я.
– Про 'товарища Иисуса' я вообще молчу, как про личность исторически недостоверную. Зато Сократ выпил свою чашу яда, будучи невиновным.
– Зато его слова...
– Да. помню, - ответил я, чувствуя, что Артузов специально недоговорил.
– Кажется, ученик спросил его: Учитель, почему ты умираешь невинным?'. Ответ же был: 'Неужто ты хочешь, чтобы я умер виноватым?'. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передан верно.
– В чем несогласие с великим греческим мудрецом?
– Не люблю быть жертвой, только и всего.
Артузов откинулся на спинку кресла, рассматривая меня, как некую антикварную редкость. И взгляд был... откровенно собственнический.
– Со следующей недели вы работаете в Иностранном отделе, старший сотрудник особых поручений Фомин. И уберите свой 'браунинг', он уже отыграл свое.
– Искренне благодарен вам, Артур Христианович, - сказал я, убирая оружие в карман.
– А столь приятное для меня повышение, оно...
– Не опасайся, что сочтут фаворитом начальства, Фомин. Проведу отдельным приказом за разработку противодействия возможным контрреволюционным выступлениям внутри ОГПУ. Сейчас это актуально.
Не поспоришь. И все же, и все же... Знал, что заинтересую начальника ИНО, но чтобы так! Перевод в его отдел очень даже к месту, а уж про третий кубик в петлицы я и не говорю. Чем выше мое чекистское звание, тем легче проворачивать самые разные дела. Однако были у меня и вопросы, которые я не постеснялся задать.
– Разрешите спросить, Артур Христианович, - дождавшись разрешающего жеста, я продолжил.
– На каких направлениях вы собираетесь меня использовать? Есть ли варианты? Спрашиваю исключительно потому, что свои сильные и слабые стороны знаю, уж простите за уверенность, очень хорошо.
– Я учту это, - без тени иронии произнес начальник ИНО.
– Специалистов лучше использовать там, где они приносят большую пользу. Думаю, сегодняшний разговор был и полезным, и перспективным для обеих сторон. До свидания, товарищ Фомин.