Осколок солнца
Шрифт:
Но кто бы пожелал оказаться в положении Багрецова? Все против. Он одинок. Можно ли ему не посочувствовать?
Жора, упоенный своей победой, остановился возле стола, где сидел задумчивый Багрецов, и, посасывая зубочистку, процедил:
– Печальный демон, дух изгнанья...
Наклонившись над тарелкой, Вадим делал вид, что занят едой, а внутри все. кипело. Он боялся вспылить, наговорить дерзостей.
А Кучинскому хотелось нащупать Димкино больное место. Что же в конце концов произошло? Вчера поздно вечером Димка и аспирантка мило беседовали на дальней скамейке, а сегодня избегают друг друга. Маруся тоже на него зверем смотрит.
Больше ничего не мог придумать Кучинский, воображения недоставало. Да это и понятно. На привычных ему вечеринках с танцами под радиолу все ссоры объяснялись просто: неудачный флирт, мелкая ревность, грязная сплетня. Других поводов и не было. Мелкие дела, мелкие интересы, не люди, а инфузории. Багрецов однажды назвал Жорку "говорящей амебой". Этой "амебы" Кучинский ему до смерти не простит.
– Плохо твое дело, старик, - сказал он комически унылым голосом и по привычке уперся в стол животом.
– Никакого аппетита. Вот и Лидия Николаевна не пришла, тоже аппетит пропал. От жары, что ли?
Вадим бросил ложку.
– Чего ты от меня хочешь?
– Ничего. Кактус ты, а не ребенок. Весь в колючках, дотронуться нельзя.
– Вот и не трогай.
– Ладно, старик, поостерегусь. А что я сказал? Лидию Николаевну вспомнил. Марусенька тоже ее вспоминает. Правда?
Сидевшая за соседним столиком Маша вздрогнула и потупилась. "Неужели Лидия Николаевна рассказала не только Багрецову, но и этому болтуну? Вот уж не ожидала". А Кучинский, не зная истинной причины ее волнения, приписал это своей проницательности, Значит, он прав: Марусенька приревновала.
Лениво покачиваясь, он сказал, обращаясь к Багрецову:
– Жалко мне тебя, старик. За двумя зайцами погонишься...
– Пошляк!
– в ярости вскрикнул Вадим, вскочил и неосторожно опрокинул тарелку.
– Амеба! Да я не знаю, что с тобой сделаю!
Он подступил к Жорке, сжимая кулаки, а тот, втягивая голову в плечи, пятился назад и бормотал:
– Ну, ты не очень... не очень. Пошутить нельзя...
Стоя в дверях, Курбатов и Лида молча наблюдали эту сцену. Жорка их заметил первым, что придало ему бодрости, и он приосанился.
– Выпей воды, старик. Надоели мне твои фокусы.
Курбатов подозвал к себе Багрецова.
– Придется вас откомандировать. Не вижу другого выхода.
Опустив голову, стоял перед ним Вадим и бездумно смотрел, как из-под стола выползал мутный ручеек пролитого супа.
– Павел Иванович, простите его.
– Бабкин разводил руками, искал слова и не находил их.
– Не понимаю, что с ним такое... Жара, климат... Не знаю.
– Тем более, - сухо прервал его Курбатов.
– Один справитесь.
Лиде было до слез жаль Багрецова, но, вспомнив вчерашнюю историю и ее последствия (сейчас только она получила выговор от Курбатова за небрежное хранение лабораторных записей), не могла найти в себе силы вступиться.
– Мне очень неудобно, Павел Иванович.
– Жора смущенно прикрыл глаза длинными ресницами.
– Но я тоже за него прошу. Шуток человек не понимает. Вот и получается: бухнешь иной раз, не подумавши, а он - на дыбы. Вы меня простите, пожалуйста...
Роль благородного друга Кучинскому удалась в совершенстве. Лида ему улыбалась, Бабкин просветлел лицом, Маша взглянула на него восторженно,
– Мы с ним давнишние друзья, - сказал он, обнимая Вадима.
– И отныне будем жить в мире.
Багрецов с отвращением сбросил его руку.
– Никогда. Ты мне чужой... И не только мне, а всем честным людям. Жаль, что не все понимают это.
– Оставьте его, - приказал Курбатов, когда Бабкин бросился к Вадиму.
– Он сам ничего не понимает.
Эта сцена возмутила Павла Ивановича. В своем упрямстве мальчишка далеко зашел. Все ему нипочем. Но гневный искренний его порыв заставил Павла Ивановича задуматься. Так ли уж он прав, когда упрекал Багрецова в клевете? Вряд ли он мог так искусно играть в принципиальность. Если бы старался скрыть свои нечестные поступки, то вел бы себя иначе, а не лез на рожон. Подлые дела обычно прячутся в темноте, а Багрецов либо чересчур наивен, либо ни на что подобное не способен.
В столовой остались Курбатов и Лида. За другим столом - Кучинский с обиженной миной. Он обратился с каким-то вопросом к Павлу Ивановичу, но тот ответил односложно, из чего Жора понял, что начальник не оценил как следует его благородный порыв в защиту Багрецова. Это вызывало тревогу. А вдруг Нюрка призналась во всем или ее застала Михайличенко, когда та выписывала формулы? Во рту сразу пересохло.
Кучинский наскоро выпил чай и пошел в аккумуляторную. Надо все узнать. Дождавшись, когда Маша понесла аккумуляторы в лабораторию, он приоткрыл дверь. Нюра сидела за столом и что-то отмечала в журнале. Услышав шаги, она подняла испуганные глаза, в которых Жора прочел самое страшное, чего так опасался. Пряча волнение, он стал расспрашивать. Убедившись, что Нюра его не выдала, посоветовал: если вновь зайдет разговор о тетради, ссылаться на ревность, на любовь и ни в коем случае не открывать истинную причину.
– Не могу. Совестно, - низко наклоняясь над столом, говорила Нюра.
– Разве бы я когда позволила...
– Вы, Нюрочка, эти шуточки позабудьте. Ничего не выйдет.
– Жора взял с окна зубило, которым она раскалывала куски едкого калия, подбросил его на руке.
– Кто вас, девочки, знает, на что вы способны? Некоторые пользуются вот этим инструментом не по назначению.
– Вы же сами просили.
– Нюра растерянно заморгала.
– Не отказываюсь. Я человек благородный. Но что я просил? Крупиночку, Жора показал кончик мизинца.
– Ничтожную. Кто же мог подумать, что вы разворотите целую плиту? Государству убыток, да и вообще дело не очень красивое.
– Жора положил перед ней зубило.
– Вот вам для памяти. Адью, детка, и не глупите.
Насвистывая, он ушел. Нюра резко сбросила зубило на пол, уронила голову на стол. Глаза были сухими. Злоба на Кучинского, жалость к самой себе туманили сознание. Все спуталось. Вчера распускала вязаную кофточку. Лопнула нитка, глубок выпал из рук, покатился под стол. Она бросилась за ним, нитка зацепилась за пуговицу, потом где-то запуталась, появились узелки, которые не развяжешь. Спутавшиеся нитки надо было выбросить, связать концы и начать работу сызнова.
Если бы и сейчас так сделать. Жизнь тянулась ровно, как нить. Вдруг появился узелок. Хотела развязать его быстро и наделала ошибок, запуталась. Если бы выбросить, вырезать из жизни все эти дни, полные запутанных ошибок, связать концы и начать жизнь сначала!