Осколок в голове
Шрифт:
– Ну, как обычно. Тренировочный полет, проверка двигателей на разных режимах и высотах. И все прочее… Мне ли тебя учить?
Если все летчики эскадрильи летали строго по графику то командир иногда себе позволял взлететь по велению сердца, для души. Такое настроение у него бывало довольно редко, и гонял он тогда послушную серебристую пташку на запредельных режимах и высотах. Спецы, знающие толк в авиации, могли по достоинству оценить выверенное лихачество опытного аса.
– Самолет готов, товарищ полковник! – доложил Епифанов, когда
Рука полковника обнимала знаменитый гермошлем с изображением ястреба. У птицы в ярком оперении, несмотря на хищно загнутый клюв, был спокойный ясный взгляд. Этот рисунок на строгой форме тоже был маленькой вольностью, которую мог позволить только всеми уважаемый командир.
– Предупреди диспетчера, – крикнул Тимофеев и, не спеша, вышел к поджидавшей машине. Слегка оттопыренные руки старались не задеть пневмотрубки на комбинезоне.
Через пару минут он был у самолета. Дежурная смена механиков поджидала рядом.
– Все готово, товарищ полковник, – многозначительно улыбаясь, доложил старший смены.
– Спасибо, Егорыч, – по-свойски кивнул Василий Тимофеев старому сослуживцу, аккуратно надел гермошлем и ловко забрался по лесенке в знакомую кабину, нагретую безжалостным казахстанским солнцем.
Последний день августа 1978 года клонился к закату, и солнечные лучи успели наполнить жаром все закоулки тесной кабины.
Несколько секунд полковник с закрытыми глазами блаженно вдыхал знакомые запахи грозной машины, мысленно прося ее – «не подведи, родная», и вспоминал давние юношеские поцелуи с Любой под майским дождем в Саратовском парке. Спиной он чувствовал уверенные объятия катапультирующего кресла, а ртом, словно наяву, ощущал влажные податливые губы девушки. Это был его своеобразный ритуал прощания с землей, молитва, которую он неизменно повторял с 1970 года, со времен отчаянных боев в небе Египта.
Потом он закрыл кабину, закрепился в кресле. Пальцы привычными движениями пристегнули кислородную маску. Полковник попробовал, как подается дыхательная смесь, и связался с диспетчером. Ларингофон работал нормально, связь была устойчивой.
Василий проверил показания приборов и запустил двигатели. Противошумные наушники исправно глушили громовой рев реактивных двигателей, но возрастающая мощь и без того ощущалась всем телом: от кончиков пальцев на штурвале до ягодиц в кресле. «Вперед», – дал в нужный момент сам себе команду Василий Тимофеев.
Самолет стремительно разогнался и легко оторвался от земли.
Василий быстро набирал высоту, тело вжималось в кресло, перегрузка возрастала. Эти ощущения полковнику были приятны. Он испытывал единение тренированного тела с послушной боевой машиной, и перегрузка осязаемо подтверждала их общую мощь. Василий сделал разворот и пролетел между знаменитой «гагаринской» стартовой площадкой космодрома и городом Ленинском. На окраине города он разглядел здание института, в котором училась дочь
Когда она родилась, в их только начавшейся семейной жизни был такой хлопотный и неустроенный период, что долго думать об имени новорожденной просто не хватало времени. Они решили назвать дочь так же, как и жену, Любой.
В прошлом году дочь поступила в местный филиал авиационного института. Во время приемных экзаменов несколько девушек были таинственным образом задушены, и Василий, много раз рисковавший собственной жизнью, тогда впервые со щемящим чувством тревоги осознал, что в самый обычный мирный день можно потерять единственного ребенка.
Эта тревога острой занозой крепко засела в нем. Поэтому, когда дочь через полгода стыдливо сообщила, что беременна, Василий даже обрадовался – теперь их маленькая семья увеличится. Да и как любимую дочь можно было укорять, если она почти полностью повторяла судьбу своей мамы?
К счастью, безотцовщина будущему ребенку не грозила. Счастливая Люба познакомила родителей с Анатолием Колесниковым. Парень учился на курс старше в том же институте. К предстоящей женитьбе Анатолий отнесся хоть и вяло, без энтузиазма, но по-мужски хладнокровно: «Раз надо, значит надо».
После свадьбы парень переселился из общежития к ним. Вместе с чемоданчиком одежды он перевез кучу дефицитных книг, которые очень трудно было купить в магазине. Среди груды томов было много абсолютно новых одинаковых книг. Анатолий увлеченно объяснял, что некоторые он купил на талоны за сданную макулатуру, а часть по знакомству. Книги он постоянно обменивал, продавал, покупал новые.
Василий поражался, сколько времени и энергии уходит у зятя на никчемные занятия. Что это: безобидная увлеченность коллекционера или этот процесс называется страшным словом «фарцовка»?
Тимофеев старался думать о зяте хорошо. Он видел, что парень не просто расставлял книги по полкам, но и постоянно читал их. Этого факта полковнику было достаточно для душевного спокойствия. Хотя, надо признать, и деньги у зятя водились, явно не со стипендии. Но разве деньги помешают молодой семье?
Летом Анатолий уехал на два месяца к своим родителям. Люба осталась дома. Все согласились, что нечего ей на сносях таскаться по поездам. Неделю назад зять вернулся, привезя с собой два объемных тюка с американскими джинсами.
Это полковнику авиации, мягко говоря, не понравилось. Джинсы – такая вещь, которая продается только в валютных магазинах «Березка». После службы за границей Василий Тимофеев получил специальные чеки, на которые смог отовариться в Москве в закрытом для простых людей магазине. Откуда мог взять джинсы студент, да еще в таком количестве? Но зять объяснил, что джинсы он получил на реализацию от хороших знакомых, которые работают за границей. В институте среди студентов он их быстро распродаст, вернет деньги, а на прибыль, которая должна быть большой, купит все необходимое для будущего малыша.