Оскверненный трон
Шрифт:
И вот прошло всего шесть дней, а Мехрунисса лежит в паланкине, который восемь представителей племени Гилзаи несут на своих широких плечах. Она вместе со своей спящей дочерью Ладили быстро движется вниз по узкому и каменистому Хурдскому ущелью, первому этапу спуска на равнины Хиндустана. Розовые парчовые занавески треплет ветер, и поэтому она изредка может видеть крутые, усыпанные щебенкой склоны, на которых кое-где виднеются каменные дубы [13] . Носильщики полубегут, стараясь песней поддерживать ровный ритм движений. Мехрунисса надеется, что ее отец не ошибся в том, что касается намерений падишаха. Она хочет, чтобы он стал ее супругом, но по собственному опыту знает, что мужчины иногда сильно меняются. В первые месяцы их супружества Шер Афган тоже был внимательным мужем и нежным любовником – до тех пор, пока она ему не надоела… А вдруг она сейчас не понравится Джахангиру? Мужчины любят молоденьких. Тогда дочь Гияз-бека была шестнадцатилетней девочкой, а сегодня она двадцатичетырехлетняя женщина…
13
Вечнозеленое растение, входящее в отряд белых дубов.
Ружейные выстрелы и тревожные крики, которые раздались в конце колонны, прервали ее мысли. Паланкин отчаянно закачало – носильщики прекратили петь и увеличили скорость. Одной рукой обняв Ладили, Мехрунисса другой приподняла занавеску и выглянула наружу, но не смогла рассмотреть ничего, кроме скал и щебня. При этом крики становились все громче, а ружейная стрельба приближалась. Потом из конца колонны проскакал всадник, да так близко, что женщина смогла почувствовать запах лошадиного пота, а пыль, поднятая копытами его лошади, запорошила ей глаза и заставила закашляться.
– Дакойты напали на караван с багажом! – кричал всадник. – Три человека и два верблюда убиты! Срочно подмогу в конец колонны!
Протерев глаза от пыли, Мехрунисса попыталась посмотреть назад, но резкий изгиб дороги скрывал от нее багажный караван. Эти перевалы были известны нападениями бандитов из племен Африди на небольшие группы путешественников, но атака на караван, который охраняют воины падишаха, была сущим безумием. Они даже не представляют, на кого подняли руку… или представляют? Может быть, они поддались искушению, узнав, что в путь отправился богатый казначей Кабула? Тени удлинялись. Через пару часов солнце исчезнет за вершинами окружающих их гор. Может быть, атака на багажный караван совершена с целью заставить их углубиться еще дальше в узкое Хурдское ущелье, где в сумерках их ждет уже настоящая засада? Мысль об опасности, грозившей ей, Ладили, а также ее родителям, которые находились в колонне впереди них, заставила женщину на мгновение похолодеть, а потом она начала судорожно размышлять. Как ей защитить себя и свою дочь? У нее нет оружия. Ладили проснулась, и Мехрунисса прижала ребенка к себе. Почувствовав напряжение матери, девочка захныкала.
– Тихо, – сказала Мехрунисса, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро. – Все будет хорошо. А кроме того, слезы еще никому не помогали.
Как раз в этот момент кто-то отдал приказ остановиться. Носильщики выполнили его так резко, что женщину бросило вперед. Она отпустила Ладили и ударилась головой о бамбуковую раму паланкина, да так сильно, что на мгновение потеряла сознание. Затем, собравшись с силами, прижала дочь к полу.
– Не вздумай шевелиться, – велела Мехрунисса.
После этого дочь Гияз-бека, вытянув шею, как цапля, выглянула из паланкина и увидела, что вся колонна впереди них стоит. Стрелки спешивались и, закинув оружие за спину, взбирались по покрытым щебнем склонам – при этом грязь и камни осыпались прямо за ними, – пытаясь добраться до обломков скал, которые можно было использовать как удобные огневые позиции. Потом мимо паланкина Мехруниссы проскакал отряд всадников, направляющийся в конец каравана, где все громче становились звуки боя. Проход был таким узким, что им пришлось вытянуться в колонну по одному, дабы протиснуться мимо паланкина. Последним скакал на черной лошади молодой офицер, с взволнованным лицом и мечом наголо. Может быть, ей стоит нарушить пурду [14] и бежать вместе с Ладили к повозке ее родителей, подумала Мехрунисса, – но потом отбросила эту мысль. Это просто подставит их под выстрелы стрелков, которые могут прятаться в горах. Смысла суетиться нет – надо ждать, когда исход боя станет яснее. Она плотнее задернула шторы в паланкине. В полутьме время тянулось медленно. Не имея возможности полностью отключиться от ружейных выстрелов – они то звучали ближе, то удалялись, – от резких приказов солдатам наступать или отступать, а также от боли в области лба, на котором медленно надувалась большая шишка, женщина заставляла себя петь Ладили персидские народные песни.
14
Морально-этический комплекс, широко распространенный среди женского мусульманского населения Северной Индии. Суть его заключается в практике полного затворничества женщины, чтобы та могла сохранять свою духовную чистоту и целомудрие.
Наконец стрельба и крики в хвосте каравана прекратились, но что это могло означать? Потом Мехрунисса услышала лошадиный топот, победные возгласы и ответные приветственные крики ее носильщиков и воинов, расположившихся рядом с паланкином. Бандитов скорее всего отбили… Выглянув еще раз, она увидела, как возвращаются победившие воины падишаха. У некоторых из них, включая и уже знакомого ей молодого офицера, с седел свисали привязанные за волосы отрубленные головы противников – кровь капала из их неровно отрубленных шей. Но внимание женщины привлек последний наездник, который поравнялся с ней. Он был одет в странный узкий и короткий кожаный камзол, а на голове у него вместо островерхого шлема моголов со стальной бахромой для защиты шеи красовался простой круглый шлем. Поравнявшись с Мехруниссой, всадник повернулся в ее сторону. Пара его бледно-голубых, похожих на кошачьи глаз уставилась прямо на нее.
Глава 4. Гарем падишаха
– Пора, госпожа. Меня зовут Мала. Я – хаваджасара повелителя и хранительница его гарема. Я здесь, чтобы сопроводить вас в апартаменты Фатимы-Бегум, которой вы будете прислуживать.
Мала была высокой, величавой женщиной средних лет. Длинный жезл из слоновой кости, верх которого был вырезан в виде цветка лотоса, был символом занимаемой ею должности и сообщал ей дополнительное достоинство. Мехрунисса почувствовала, что за улыбкой Малы скрывается опасная личность.
Она перевела взгляд на своих родителей, которые стояли рядом во дворе роскошных апартаментов, расположенных внутри крепости Агра, предоставленных Гияз-беку и его семейству. Ее мать держала Ладили за руку. Мехрунисса встала на колени и поцеловала дочь. Она с нетерпением ждала этого момента, но теперь, когда он наступил – через три недели после их прибытия в Агру, – ощутила тревогу и какое-то внутреннее сопротивление. Ей было тяжело расстаться с дочерью, которая служила ей утешением все это время, хотя она и оставляла ее под надзором своих родителей и няни Фариши. Кроме того, у девочки будет возможность навещать ее в гареме.
Чувствуя, что хаваджасара следит за ней, Мехрунисса заставила себя скрыть свои чувства – этому искусству она научилась, живя с Шер Афганом, – и придала своему лицу спокойное выражение. Обняв Ладили в последний раз, она выпрямилась, повернулась к своим родителям и по очереди простилась с ними. Лицо Гияз-бека светилось от гордости.
– Мы будем о тебе думать. Верно служи своей хозяйке, – напутствовал он дочь.
Вслед за хаваджасарой Мехрунисса вышла из двора и направилась вниз по лестнице из песчаника, которая выходила на крутую дорогу, ведущую в центр Агры. В нескольких ярдах от лестницы она увидела шесть служанок, одетых в зеленые одежды, которые стояли возле затянутого шелком паланкина. Все они были высокими и массивными. Мехрунисса уже слышала о мускулистых турецких женщинах, которые помогали охранять гарем, но, когда она подошла ближе, у нее перехватило дыхание – эти слуги были не женщинами, а евнухами с большими руками и ногами и странно гладкими лицами, не мужскими и не женскими. У всех у них были богатые украшения, а глаза некоторых были обведены черной краской для глаз. Ей уже приходилось видеть евнухов, которые выступали или в качестве слуг, или в качестве актеров, танцевавших на базарах, но она никогда не видела, чтобы они одевались в подобную пародию на женскую одежду.
– Госпожа, паланкин ждет вас, – сказала хаваджасара.
Мехрунисса вошла в паланкин и уселась, скрестив ноги, на низком сиденье. Чьи-то руки задернули шелковые занавески вокруг нее, и паланкин взмыл вверх, поднятый евнухами на плечи. Потом он начал, медленно раскачиваясь, подниматься по наклонной плоскости, унося ее к новой жизни, и Мехрунисса поняла, что руки у нее крепко сжаты, а сердце колотится так сильно, что кровь стучит в висках. Так много случилось за такое короткое время… В полумраке паланкина она попыталась вспомнить приятное худощавое лицо Джахангира и то, как он смотрел на нее, когда она танцевала перед ним в Кабуле… Неужели он – ее будущее, как утверждает ее отец и как мечтает она сама? Очень скоро она это узнает.
– Зачем я понадобился тебе, повелитель? Я прибыл из Фатехпур-Сикри, как только получил от тебя известие. – Голос суфия был мягок, но его взгляд проникал глубоко в душу Джахангира. Теперь, когда наступил момент, желание говорить у падишаха внезапно исчезло. Суфий, которого он из уважения к его статусу святого пригласил сесть рядом с собой на стул в своих личных покоях, казалось, почувствовал его замешательство и продолжил:
– Я знаю, что, будучи еще мальчиком, ты открыл свое сердце моему отцу. Я не хочу сказать, что обладаю проницательностью своего отца или его способностью к предвидению, но если ты мне доверишься, я попробую тебе помочь.