Осквернитель
Шрифт:
– Обопритесь на меня, госпожа, – попросил он и повел ее к лестнице. – Нас ожидает карета…
– А тюремщики? – крикнул я ему вслед.
Сирлин обернулся и постучал себя по виску согнутым указательным пальцем:
– Все здесь. Расстояние не имеет значения.
– Моя одежда! – всполошилась вдруг девушка.
– Вы идите, я принесу, – пообещал я и побежал по этажу, заглядывая во все двери подряд. Сначала наткнулся на операционную и какую-то клетушку с узкой кроватью, затем обнаружил кладовку, где на пустых полках лежал
Я вернулся к лестнице, и дождавшийся меня Хмурый спросил:
– Что делать будем?
– Пусть твои люди продолжают наблюдение за округой, – решил я, спустился на первый этаж и уставился на шагавшего навстречу Густава: – Где Берта?!
– В карете, – успокоил меня Сирлин и протянул вынутый из пальцев мертвеца проклятый клинок. – Чуть не забыл…
– Не мне, – отодвинулся я от него. – Где дорожный сундук?
– Где-то здесь. Эдвард за ним вызвался присмотреть.
– Идем найдем его.
– Да что с тобой такое? – зашагал следом чернокнижник, не дождался ответа и тогда задал другой вопрос: – Как тебе это удалось?
– Что именно? – не понял я.
– Как ты уделал экзорциста? – повторил Сирлин. – Ему ведь достаточно было просто сделать вот так, – он прищелкнул пальцами, – чтобы сжечь твою душу.
– Да ерунда, обманул его, вот и все.
– Обманул?
– Ну да. Не стал дожидаться, пока он сожжет мою душу, и сделал это сам. – Я невесело рассмеялся, поймал недоуменный взгляд Густава и пояснил: – Попросил знакомого священника провести ритуал изгнания бесов. Чуть не сдох, зато теперь чист как стеклышко.
– А скверна? – не поверил чернокнижник. – От тебя до сих пор веет скверной, мой скрытный друг! Ты явно что-то недоговариваешь.
Усмехнувшись, я поднял левую руку и продемонстрировал обхвативший запястье браслет черного серебра.
– Братья-экзорцисты следили за мной с помощью этой вот безделицы, – пояснил Густаву. – Металл пропитался Скверной, ты чувствуешь его, а вовсе не меня.
– Оно того стоило? – спросил вдруг чернокнижник. – Сжечь собственную душу, вновь стать обычным человеком. Ты ведь, по сути, убил себя! Убил примерно три четверти Себастьяна Марта!
– Я – это я, – резко отшил я чернокнижника. – И не важно, кем я был раньше.
– Как скажешь, – пожал плечами Густав и вслед за мной прошел в караульное помещение, в зарешеченном закутке которого на каменном полу сидел Валентин Дрозд. При нашем появлении он не произнес ни слова.
А вот Эдвард Рох, который развалился на лавке, закинув ноги на мой дорожный сундук, молчать не стал.
– Купить хотел, – сразу поведал он нам. – И стращал всячески. Забористо так, аж заслушался.
Соседство двух вооруженных бесноватых привычного ко всему лучника нисколько не смущало.
– Здесь оставляй, – разрешил я тогда Густаву.
Сирлин положил проклятый клинок на лавку, забрал у меня вещи Берты и вышел за дверь. Я же встал напротив решетки и усмехнулся:
– Допрыгался?
– Ты не понимаешь, с кем связался! – зло встрепенулся Валентин. – Лучше бы тебе все отыграть назад по-хорошему!
– Пренепременно, – кивнул я, поморщился из-за всколыхнувшейся в голове боли и попросил лучника: – Здесь должно быть помещение для допросов, будь любезен, найди.
– Соседняя дверь, – ухмыльнулся Эдвард. – Зная тебя, заранее осмотрелся.
Я обернулся к бесноватым и приказал:
– Доставьте.
Уродцы со срезанными веками, но по-прежнему наглухо зашитыми ртами, отперли решетку, и Валентин поспешил забиться в угол.
– Большая ошибка, Себастьян! – крикнул он, а потом ему в рот запихнули грязную тряпку, подхватили под руки и выволокли из комнаты.
Эдвард Рох соскочил было с лавки, я остановил его и продемонстрировал охвативший запястье серебряный браслет.
– Мне надо избавиться от этой штуки.
– Если это то, о чем я думаю, – задумчиво пробормотал лучник, – ничем не смогу помочь. Руку ты себе отпилить можешь и без моей помощи.
– Подойди к делу творчески! – потребовал я и указал на превращенный в скальпель проклятый клинок. – Задействуй голову!
– О! – протянул лучник. – Ты уверен?
– Да, бесы тебя задери!
– Прямо сейчас?
– Нет, послезавтра! – вспылил я. – Сейчас, разумеется! Избавь меня от этого клятого обруча!
Эдвард возмущенно фыркнул, но выяснять отношения не стал и взял черный скальпель. Сразу отложил его и пояснил:
– Слишком тонкий.
– Так возьми нетонкий!
– Возьму! Возьму, не надо так кричать.
Лучник распахнул мой дорожный сундук, выложил на лавку коробку с ядами, задумчиво провел пальцами по коробу с проклятыми наконечниками и в нерешительности поднял голову.
– Уверен? – вздохнул он. – Если Тьма дотянется до скверны в твоей душе, ты покойник.
– Моя душа сейчас чище, чем у новорожденного младенца, – объявил я, – а эта пакость прикипела намертво, так что давай, избавь меня от нее!
– Будет больно, – предупредил Эдвард и стянул с изукрашенных татуировками ладоней кожаные перчатки. После неохотно распахнул ящик, вытащил из него первый попавшийся наконечник и поспешно захлопнул крышку.
Его откровенно передернуло, сильные пальцы задрожали – и вот тогда меня проняло; нестерпимо захотелось скомандовать отбой, остановило лишь ясное осознание того, что проявить сейчас малодушие – ровно самому себе петлю на шею накинуть и табуретку оттолкнуть.
– Ты б присел, что ли, – предложил Эдвард.
Я опустился на лавку, и Рох загнал острие проклятого клинка в стык двух щитков серебряного браслета. Меж черным серебром и столь же черным железом проскользнула искра, и в тот же миг меня снесло с лавки, кубарем прокатило через всю комнату и впечатало в дальний угол.