Ослепительный нож
Шрифт:
– Полезай, сестрица, побанимся!
– приглашала Анисья.
– Душа прохладу любит, а плоть пар.
Первой спустилась с полка Акилина Гавриловна.
– Полагья, повехоть спину… А ты что ж, Офимушка, не полезаешь париться?
– Попыталась она лечь животом на лавку и тут же переместилась на пол.
– Уф, стара стала, дохнуть страшно.
– Чтой-то вдруг стара?
– малинила вехоткой её спину Полагья.
– Кругла, пухла, бела, румяна - кровь с молоком!
– Не полезу на полок. Не в измогу нынче, после пережитого, - решила вслух Евфимия и, наполнив
– Время тишины вчера минуло, - завела речь Акилина Гавриловна.
– Наступило время тряски. То, что ты перенесла, - ещё цветы! Полагья от Меланьи, Софьиной постельницы, такое вызнала! У меня мурашки по спине забегали. Перескажи, Полагья, - повелела боярыня.
Сенная девушка напухлила губы.
– Совестно!
– Перескажи, - настаивала Акилина.
– Устя с матерью хлещутся на полке, не слышат.
Полагья, отложив вехотку, поведала, глядя в пол:
– Государыня-мать, литвинка бесстыжая, тебя, Евфимьюшка, голубонька наша, назвала супарнем.
– Что такое есть супарень?
– растерялась Евфимия.
– Ну, мужлатка, - не поднимала очей Полагья, - бородуля. Так обополых зовут, полужён-полумужей. Есть у Софьи Витовтовны в Зарыдалье лазутник или лазутка. Известно ей, как ты и Бонедя в мужской сряде воительствуете. Говорит: боярышню Всеволожу неприлично иметь в невестках. Возомнила, дескать, себя Иоанной Дарковой, героиней франкской. А посольские сказывали, будто бы Иоанну эту невдавне сожгли, как ведьму.
– Ой!
– уронила мочало в воду Евфимия.
– Орлеанскую деву - на костёр? Со мной батюшка прошлым летом часто о ней вёл речи. Не могли франки святую сжечь.
– Агляне её пленили, - вмешалась Акилина Гавриловна.
– Слышала я от старшего дьяка Фёдора Беды. Они и сожгли после неправого суда. Да не о ней сейчас наши мысли - о тебе! Софьею ты отлучена от её особы. Это не к добру. Яснее говоря, к худу.
– Навек ли отлучена?
– сомневалась Евфимия, - Нынче же объяснюсь, улажусь…
– Меланьица втайне сказывала, - перебила Полагья.
– Не желает лицезреть тебя Софья, и всё тут. А страшней того: старицу Мастридию она, возвратясь с вечерни, вызвала к себе. Не с тобой ли связана их встреча?
– Вот она, опасность!
– вскочила с пола Акилина Гавриловна.
– Окати меня дождевницей, Полагья!
– Кто такая старица Мастридия?
– по-детски приоткрыла рот Евфимия.
– Стыдно приближенной Софьиной не знать, - пошла из мыльни боярыня, - Мастридия у правящей старухи потайная зелейница. Измысливает яды. На всех наводит страх.
– Я страшных тайн по нежеланию не доискивалась, - поднялась с полу Евфимия.
– А надо бы, надо бы, - ушла в предбанник Акилина Гавриловна.
И подопечная последовала за нею. Полагья оставалась помогать Анисье с Устей.
Боярыня Мамонова с боярышнею Всеволожей, испив квасу, долго отдыхали, лёжа наголо на тёплых лавках.
– Главнейшего ведь я ещё не вымолвила, - тихо начала боярыня.
– Когда ты прискакала спозаранку на чужом коне и рассказала о бесчестье у Пречистой и о коварстве Юрьевны, я Полагью тотчас настропалила в Софьины хоромы. Что произошло с тобой у всенощной и с кем ты после отъезжала - об этом мне ещё до полночи было ведомо. Мы с Андреем Дмитричем бодрствовали всю ночь. Сгадывали, как быть. Весь замысел Анастасии, матери Косого Васьки, уже лежал передо мной, словно на ладони. Не прискачи ты поутру, я бы сама помчалась в Звенигород. И Софье донесено о твоём отъезде с её врагиней. Вот Полагья у Меланьицы и вызнала наисвежайшие новости. Вчера постельница подслушала таимный разговор Витовтовны со старицей Мастридией. Великая княгиня ей сказала: «Мышь надо извести». А старица в ответ: «Не изводи постылого, приберёт Бог милого». А Софья: «Приготовь дуры. Я подыщу изводчицу». Докумекай-ка! Кто эта мышь? Не ты ли?
Евфимия откликнулась не сразу.
– Ты ведалица, Акилина свет Гавриловна. Все тайны - на твоей ладони. Без тебя пропасть, как шаг ступить. Однако же сдаётся мне: нет, я не мышь.
– И точно что не мышь, - принялась за одеванье, не дождясь Полагьи, Акилина, - Мы с Андреем Дмитричем решили: укроем тебя в Нивнах, нашей вотчине можайской. Там не сыщут, не уподобишься беспомощному изведёнышу. А невдолге батюшка вернётся, привезём в сохранности.
– Невдолге?
– не поверила Евфимия.
Акилина подала ей потирало, тёплое, душистое, и глаженую сряду.
– Ночью из Сарая ямским гоном [4] пришла весть: Василиус в Орде одержал верх. Боярин Всеволож с великим князем возвращаются с победой. А Юрий Дмитрия - под щитом.
– О том я догадалась по оброненным Анастасией Юрьевной словам. Коль это так, где же причина мне укрываться?
– поднялась с ложа своего Евфимия.
– Мой жених вот-вот наденет золотую шапку. Я - великая княгиня! Мне ли бежать?
4
Ямской гон - особо быстрая передача вестей, как при эстафете.
Боярыня Мамонова мотнула головой:
– Сейчас ты Софьина врагиня. Чем разрешится твоё дело, надобно ещё гадать. Имей терпение. Пока не изведут, мудрее известись самой, то есть исчезнуть. У Софьи времени в обрез. Она спешит избавиться от неугодной, не опоздать. Мы повечер с Андреем Дмитричем свезём тебя тихонько в Нивны. Помылись - потрапезуем. Потом соснёшь перед дорогой.
– Страшна Можайская дорога в темноте, - припомнила Евфимия.
Из мыльни выскочила Устя. За ней с поддержкою Полагьи вышла распаренная красная Анисья.
– Все дороги ополночь страшны, - завершила разговор боярыня.
Три госпожи с прислужницей прошли из бани на хозяйский верх. По случаю среды трапеза была постная: грибы, капуста квашеная, борщевая ботвинья, паровые стерляди. Боярина Мамона за столом не оказалось. Он не дождался моющихся, откушал в одиночестве и занимался в боковуше постоянным своим делом, а каким, неведомо. Евфимия, поев, со всеми помолившись, обратилась к Усте:
– Полежи со мной в одрине. После жуткой ночи не засну одна.