Ослик Иисуса Христа
Шрифт:
Да и что соваться? Наташа знала всё наперёд, а думала – и вовсе не придерёшься. Много путешествуя, она то и дело встречала интересных людей, набиралась оптимизма и активно занималась сексом. Брак с Клодом не ладился, но, в сущности, это был не самый безнадёжный брак. Оба жили в достатке и творили в своё удовольствие.
К творчеству Лобачёвой мы ещё вернёмся. На первом же месте у неё по-прежнему оставался Ослик. Ему же она посвятит и свой последний роман-исследование. В целом, будучи самодостаточной и свободной, Наташа проживёт долгую и вполне счастливую жизнь.
Относительно Джони Фарагута. Сбежав из тюрьмы, он благополучно прибыл в Москву и 24 декабря явился на Мясницкую в офис «Виртуального
Вот что напишет об этой встрече (спустя время, правда) журнал Nature: «The turning point in the history of science – the meeting of two russian outcasts (scientist and romantic) to a large extent determined the future of mankind, suggesting, in fact, the mechanism of accelerated evolution of consciousness» («Поворотный момент в истории науки – встретились два русских изгоя (учёный и романтик), в значительной степени предопределившие будущее человечества, предложив, по сути, механизм ускоренной эволюции сознания»).
В ночь на Рождество друзья собрались в доме на Солянке у Генри и Додж. Было чему порадоваться, к тому же и символы совпали как надо: Джони хоть и не верил в бога, но вернулся «в точности по расписанию» (из его же слов). Расписание? Даже расписание у этих людей было схожим. Там и поезда приезжали вовремя, и кофе приносили горячим, а на смену средневековью приходили капитализм и либеральные ценности – своевременно и без излишней «самобытности».
Что и говорить – Ослик даже не мечтал о столь гармоничном соединении, казалось бы, чужих людей. Нечто подобное он пережил лишь в дурдоме (в дурдоме на Мосфильмовской) в компании Марка и Тани Лунгу. Марка давно уже нет, а Софи, повзрослев и обретя новых друзей, чуть отдалилась. Но отдалилась не из-за принципиальных разногласий с Генри, а опять же – по вполне естественным причинам «роста». Так что винить там некого, а если кто и ошибся, «виноватых» не искали. Как известно, систему характеризуют не ошибки, а реакция на них. Реакция же была разумной и в соответствии с всё тем же «расписанием». (Уж не оно ли и объединяет приличных людей?)
Но вернёмся на Солянку. До поздней ночи друзья развлекались, заглядывали в будущее и слушали красивую музыку. Они ставили Bayside, Circa Survive, The Mars Volta и, конечно, старые альбомы Brand New, включая пластинку «The Holiday» с композицией «Oh Holy Night» (2003). Джони был немногословен, о тюрьме не рассказывал, зато с интересом слушал новости «Виртуального клона» и в особенности детали совместных проектов с Генри Осликом.
Что любопытно – сразу же было видно: Джони не учёный, и даже не инженер, а попросту законченный моралист и мечтатель. Писатель-фантаст, по сути, но в отличие, скажем, от Курта Воннегута он придерживался явно правых и либеральных (а не социалистических) взглядов. Не зря в офисе на Мясницкой расхаживал клон Виктора Шендеровича. Социализм, по мнению Фарагута (не говоря уже о коммунистической утопии), способствует лени, а электорат «Сукина» он без стеснения называл «паразитами» (время от времени ссылаясь на медицинский справочник, а то и вовсе ни на что не ссылаясь, да и что ссылаться?).
«Ссылайся или нет, – размышлял Ослик, – с этим электоратом одна беда. „Сукиных детей“ всё устраивало и вряд ли они захотят перемен». Работать они не хотели, а учиться – тем более. Не зря Генри всё больше рассматривал возможность «просветительства» не как «образования» в классическом смысле, а с точки зрения физиологии мозга. Что же касается практической модели, он склонялся, скорее, в сторону методик Хебба (методики обучения искусственных нейронных сетей, предложенные Дональдом Олдингом Хеббом и основанные на управлении нейронными связями мозга).
«Лишь бы не уйти в депривацию», – опасался Ослик (сенсорная депривация – выборочное исключение органов чувств внешнего воздействия). «Промывание мозгов» – не способ, и ему ни к чему. Этим «промыванием» как раз и занимались самые что ни на есть гадкие режимы (включая сталинский, гитлеровский, ну и путинский, само собой).
А вообще возвращение Джони пошло явно на пользу – и «Виртуальному клону», и Ослику с Додж. Он был, как недостающий элемент пазла. Недаром надёжность системы определяется надёжностью её слабого звена. Отсутствие Фарагута как раз и было здесь «слабым звеном». Если же обобщить (хотя бы из здравого смысла), то получится вот что: чем больше в стране узников совести, тем менее эффективно она функционирует. Отсюда и всё те же 5 % производимой в мире продукции (а не 50 %), и сто тысяч пешеходов, сбитых по вине водителей, и «отбросы общества», стекающиеся в РФ отовсюду – лишь бы не платить налогов.
«Всё взаимосвязано», – не унимался Ослик. Как верно заметила однажды Валерия Новодворская (воображаемая его мама), «нельзя неправильно мыслить и правильно строить». А вот и вопрос от Фридриха Хайека: откуда может взяться рыночная экономика в несвободном обществе? Да откуда ж ей взяться, когда лучшие люди сидят по тюрьмам, а на свободе одни рабы. Рабы даже воюют плохо, не говоря уже об эффективном труде!
Ближе к утру друзья вышли на улицу. На Солянке мело. Под фонарями искрился снег. Казалось, он и рождался там – подобно Иисусу Христу, родившемуся из света воображения.
Нефёдова и Захаров чуть поотстали. Вика и Джони дурачились, то и дело перебегая улицу, а там и вовсе запрыгнули в снег. «Что две собаки, – подумал Ослик. – Две игривые собаки, соскучившиеся друг по другу». Перед этим «собаки» поиграли так лет 20 назад. Судя по Джониным дневникам, в марте 2005-го Вика решила для себя – с кем играть, а с кем нет (в последний раз они «запрыгнули в снег» у Янтарного проезда в Москве), после чего наступила пауза.
– Не слабая пауза, – промолвила Додж, взяла Ослика за руку и прижалась к нему. Их «пауза» тоже была будь здоров. Но будет ли веселье?
Вряд ли.
Тем не менее все выглядели более-менее счастливыми. Они миновали Большой Устьинский мост и спустились к реке. Джони кинулся к уткам (те кинулись к нему), сфотографировал надпись «На хуя так жить?» у воды, а Вика всё смотрела на него и дивилось. Coffee Point давно закрылось, у клуба Fabrique сидели две крачки, Ослик и Додж обнимались (пока мимо не прозвенел трамвай), а Захаров и Тайка рассматривали здание университета дизайна и технологии.
Московский государственный университет дизайна и технологии (МГУДТ) был основан в 1930 году и считался одним из старейших университетов России. Формально вуз готовил специалистов для лёгкой промышленности, но поскольку лёгкая промышленность в РФ загибалась, «специалисты» получали дипломы и благополучно пополняли ряды рабочего класса. Они шли по фабрикам, где строчили одежду – в основном на заказ и для внутреннего использования: тюремную робу, форму для полицейских, костюмы для нефтяников и так далее. Лишь незначительная часть студентов (как правило активисты молодёжных подразделений НФР и спортсмены) получали действительно интересные должности.
Остальные, условно говоря, мели улицу.
Ясно, что выпускникам МГУДТ было не до дизайна. Зато работали технологии: «швеи, активисты и спортсмены» исправно голосовали за Путина («За Путина на Нью-Йорк!»). Большего от них никто и не ждал, к тому же решалась проблема трудоустройства (никаких проблем). Официальный уровень безработицы в РФ не превышал показателей развитых стран. А если б и превышал – что с того? Россия осмысленно выбрала роль сырьевого придатка и, надо сказать, вполне успешно играла её, привлекая «зрителей» и ничуть не заботясь о качестве самого «спектакля». Так что вопрос истинных «дизайна и технологий» был в лучшем случае вопросом будущего.