Ослиная Шура
Шрифт:
– Значит так, – Ольга решила поставить точки над женскими откровениями. –
Ты, милая, художник, а Стас мой нетерпячкой страдает, то есть непослушную или не сразу понимающую его женщину даже ударить может. Это у него природный бойцовский азарт. Отец Николай его вразумлял, епитимью [87] давал, но боюсь, что все вразумления и воспитательные лекции не очень-то подействовали. Если подзатыльник получишь, то не обижайся. А так – я не против, живи у нас, где же ещё? С голоду не дадим помереть, но французской или какой-нибудь мадагаскарской кухней не обзавелись. Только спать придётся на раскладушке. Нормально?
87
Епитимья (слав.) – наказание.
– Конечно! – Шурочка обрадовалась такому удачному разрешению всех проблем и не стала задавать лишних вопросов. – Думаю, у вас со мной хлопот никаких не будет.
Следующие несколько дней вылились для девушки в настоящие экзамены первоклассника, но Стас, видя Шурочкин опыт, стал понемногу лояльнее относиться к её необходимому обучению, а иногда даже благосклонно кивал, радуясь успехам ученицы. Самое важное, Шурочка не боялась предстоящей серьёзной работы и знала, более того, была уверена, что у неё всё получится. Ведь не получается только у того, кто ничего не делает, как говорила Ольга Стронская.
Самое интересное произошло примерно через месяц упорных занятий. Шура уже сделала несколько серьёзных набросков и просто подмалёвников, тем более, обстановка в богемном доме была соответственная. Хотя вряд ли жилище художника и оперной певицы можно было назвать Богемией. Скорее здесь соблюдался культ старой русской деревни, времён Перуна, Даждьбога и Велеса, тесно переплетённый с нынешним русским православием. Верно, так и должно быть, потому что никакая новая религия не должна уничтожать старой и наоборот. Недаром мудрецы говорят, что только вера объединяет людей, а религия разъединяет и ожесточает. Люди поймут смысл жизни только когда перестанут делить и отнимать, а научатся дарить и радоваться за других. Без этого главного условия человеческая жизнь никогда не будет иметь сакрального положительного смысла.
На Шурочкину эскападу собрались человек двадцать из местных посетителей церкви, духовных чад старца Николая, а в основном, профессиональных художников-богомазов. Сама Шура не пыталась предстать перед собравшимися избранной и стремящейся к бессмертию. Ей действительно хотелось услышать мнение мастеров хотя бы для того, чтобы не пришлось краснеть за выполненную работу.
Мастер Стас приложил уже к работе девушки столько внимания и подзатыльников, что она даже сейчас с опаской посматривала на его могучие руки. Но результат занятий был налицо: в какой-то момент к девушке пришло настоящее прозрение. Художественное видение. Кисть как будто сама врезалась в холст, и возникал образ Богородицы. Тот, который был показан ещё на Валааме. Но приглашённые на обсуждение пытались сначала по-привычке шпынять Шурочку и выискивать недостатки в набросках, но потом все без исключения решили, что перед ними необъяснимый талант и посоветовали художнице взять основным вариантом тот набросок, образ которого художница привезла в памяти с Валаама.
Однако первый образ иконы «Богородица, воскрешающая Русь» был уже набросан, можно сказать, наспех. И всё-таки это была икона. Настоящая. Хотя ни пришедшими, ни будущими клириками ещё не канонизирована. Да и будет ли? Кто знает, что у нынешнего Патриарха на уме, когда по его благословению воздвигнут храм в центре России, где даже крест на куполе окружён двенадцатью Маген-Давидами, где есть концертный зал и музей? В своё время Сын Человеческий выгнал торгашей из храма, а вот российский патриарх превращает церковь в дискотеку и шопинг. Может, действительно есть смысл объединить все религиозные конфессии, и когда в молитвенном зале будет исполняться православная литургия под звуки католического органа, то в концертном зале смогут порадовать зрителей ритуальными танцами эскимосские шаманы, индусские кришнаиты и каннибалы с Новой Гвинеи? Вот тогда уже точно сам Святейший решит, что признавать новую икону «Богородица, воскрешающая Русь» православной не стоит.
К тому же, что ожидает её в будущем, художница не знала и не могла предположить. Помнила только, что когда работа будет окончена, икону Пресвятой Богородицы следует отвезти в Дивеевский монастырь. Самое главное, что работа Шурочки никого не оставила равнодушным, но всегда в бочке мёда обязательно присутствует крохотная ложечка дёгтя, пронзительным запахом портящая весь мёд. Островные художники пришли к одному выводу, что на благословение иконы надобно ехать в Московскую Патриархию, к патриарху Алексию II.
Шурочка рассказала островитянам о Канавке Богородицы и Её Четвёртом Уделе, только никто толком ответить ничего не смог, а художнице надо было немедленного совета. Вернее, он должен был стать совсем не советом, а жизненным указанием, но собравшиеся мастера боялись взять на себя такую ответственность.
Последним из советчиков, от кого Шура ждала дельного ответа, всё же был Стас, который молчал, прислушиваясь к мнениям мастеров. Но молчал хозяин мастерской вовсе не от беспечности. Стас отчаянно боялся стать каким-то указующим перстом или флюгером в жизни талантливой художницы. Он пытался поставить себя на место девушки и сообразить: что делать? Куда бы он сам понёс свою работу?
Этого не знал никто и поэтому вопрос пока что завис до завершения работы. Стас откровенно надеялся получить подсказку из потустороннего Зазеркалья. Богородица с каждым днём оживала, становилась ощутимой и настоящей, но никакой ангел с ценными указаниями не являлся во сне ни Стасу, ни Шурочке. Наконец художница решила заехать в Москву, навестить маму и дочку, а потом ехать в Дивеево, как завещала Дева Мария, – а там видно будет.
Прослышав об этом, Стас бродил целый день по дому, потом позвал свою гостью-ученицу на пустырь возле озера. Они шагали молча, будто так и надо было. Шура ждала начала разговора, знала, что это предстоит, знала, что не избежать, но сама не спешила начинать и послушно семенила рядом с огромным богатырём. Тот тоже не спешил откровенничать и мерил огромными шагами землю острова, не обращая внимания на то, что девушка еле поспевает за ним.
– Так вот, – решился, наконец, Стас, – в Москве тебе нечего делать. Вернее, в Московской Патриархии. Если по благословению патриарха митрополит Кирилл устроил как-то раз табачный бум, когда иностранные сигареты и пиво завозилось в Россию огромными партиями для продажи не только взрослым, но и малолеткам, то такое священство гнать надо из церкви метлой поганой, как это сделал когда-то сам Христос. Ничего хорошего эти толстые боровы не скажут, а, скорее всего, начнут публично проклинать и отлучать от церкви, как это делал паскудный патриарх Никон в семнадцатом веке, утопивший Русь в крови и пожарах. Нынешнее духовенство ещё не дошло до откровенных казней и кровопролития, но за ними дело не станет, ибо кто поклоняется Золотому Тельцу, тот не может быть поводырём к Престолу Божьему. Помни, как сказал Христос в завещании апостолам: «…появятся тысячи лжепророков и назовутся именем Моим». Тебе откровение о работе над иконой дала сама Богородица, так? Значит, советоваться с продажными попами не стоит.
– Продажными?
– Безусловно, – уверенно кивнул Стас. – Патриарх – первый пастырь на Руси – и тот с телохранителем! Спрашивается: от каких разборок и стрелок прячется главный поп Рюдигер? В общем так. Навести родных и сразу езжай в Дивеево. Придёшь там в Троицкий храм. Но посоветуйся сначала с настоятельницей, потому как матушка может отправить тебя с иконой в Москву. Неча там делать. Туда поедешь только после того, если игуменья Дивеевского монастыря побоится брать икону. Если так, то пройди по Четвёртому Уделу, как велела Матерь Божия, а там – Господь всё управит.