Основатель
Шрифт:
Последняя мысль заставляла нервничать больше всего, даже при учете того, что Миклош знал — сестре никогда и ни за что не взять то, что принадлежит только ему.
Он спустился на первый этаж, заглянул в ближайшую гостевую комнату, но Рэйлен не обнаружил. Девушка сидела на полу в библиотеке, положив себе на колени книгу и пытаясь с помощью пальцев, ладоней и усердия создать «Темный тлен».
— Ничего не выйдет, — сказал господин Бальза, садясь в кресло напротив. — Хотя, конечно, похвально, что ты, в отличие от многих из твоего поколения,
— Что я делаю не так? — нахмурилась рыжеволосая. — Почему не получится?
— Потому что это высшая магия Нахтцеррет. И здесь ловкость пальцев имеет ничуть не меньшее значение, чем твоя сила. Так что тренируй руки. Миниатюрная работа ювелира, к примеру, очень помогает. Или игра на скрипке. — Он усмехнулся.
— Могу я задать вопрос, нахттотер?
— Ну, разумеется. Иначе зачем я здесь? — Он не скрывал иронии.
— Вы всегда пользуетесь «Бледным тленом» и никогда «Темным», хотя здесь написано, что последний намного мощнее и отражает большинство заклинаний. — Она водила пальцем по строчкам. — В том числе и ментальных, как у Даханавар. Почему же вы предпочитаете более простое и менее надежное заклинание?
— Разгадка на поверхности, Цыпленок. Потому что я не умею. — Он посмотрел в ошарашенные глаза ученицы Йохана и искренне рассмеялся. — Представь себе. Этим знанием смог овладеть лишь Луций да немногие из тех, кто был до него.
— Есть какой-то секрет? — заинтересовалась ученица Чумного.
— Предрасположенность. У тхорнисхов прошлого она была. У нас — нет.
— Да. Йохан как-то вскользь упоминал о чем-то таком.
— Ты жалеешь о его гибели? — поинтересовался Миклош.
Девушка нахмурилась, отложила книгу:
— Если я и жалею… что потеряла его, то меня утешает, что он погиб не напрасно. Защищая вас, нахттотер. Йохан умер, как настоящий ландскнехт. О такой смерти он мог только мечтать.
Господин Бальза благосклонно кивнул — подобные слова он воспринимал как должное. Разумеется, любой из Золотых Ос должен считать честью умереть за своего нахттотера и никак иначе.
— Нахттотер позволит, если я спрошу еще?
— Позволит, — благосклонно кивнул Миклош, поправляя манжеты на ослепительно-белой рубашке.
— Почему мы бездействуем? Почему не пойдем в «Лунную крепость», не перебьем этих тварей и не возьмем то, что принадлежит нам по праву сильного?!
Ее темные глаза горели лютой ненавистью, и Миклош, который собирался разозлиться за то, что его критикуют, смягчившись, ответил:
— Потому что они, все вместе, не слабее нас. Я уже успел убедиться, что Хранья полна сюрпризов, и не спешу играть с ней в открытую, даже несмотря на то, что, безусловно, смогу согнуть ее в бараний рог. К тому же ты забываешь о Лигаментиа. Что, если она все еще водит их вокруг пальца? Ты предлагаешь мне сражаться с Иноканоаном и Соломеей?.. Пф! Все! Все! Хватит вопросов! Читай свою книгу, а решения о том, как действовать — предоставь мне.
Она извинилась и ушла, оставив господина Бальзу в одиночестве. Тот поискал взглядом карандаш и бумагу, не нашел их и отправился в кабинет. Сел за стол, зажег лампу, на мгновение задумался, крутанув карандаш меж пальцев, и начал рисовать.
Сегодня у него выходили сплошные сугробы, елки и бегущие под ними тени — волки. У господина Бальзы начал созревать план.
Когда вернулась Норико, он как раз закончил работу. Вместо того чтобы отправить рисунок в мусорную корзину, Миклош выдвинул ящик стола, достал булавку и прикрепил свои «мысли» на стенку перед собой.
Норико, облаченная в изумрудное платье, с таинственной улыбкой вошла в кабинет. На этот раз ее духи благоухали египетским жасмином и магнолией, которая утонченно гармонировала с кориандром, шафраном и янтарем. А вот от свертка в ее руках пахло несколько иначе — кровью.
— Господин уделит мне минуту?
— Не припомню, чтобы раньше ты интересовалась трофеями. — Он ткнул карандашом на сверток.
— Только уникальными. — Ее глаза смеялись.
Он, заинтересовавшись, поманил ее к себе, на всякий случай ворчливо предупредив:
— Не запачкай мне ковер.
Норико, развернув полотно, отошла. Миклош сложил руки на столе, положил на них подбородок и стал рассматривать отрубленную голову. На его лице появилось выражение презрительного любопытства.
— Лазарь. Какими судьбами…
Его первый ученик, предавший учителя и перешедший на сторону Храньи, не ответил. Лишь смотрел остекленевшими глазами и скалился редкими зубами. На губах и в усах запеклась кровь.
— Я сочла, что вам будет интересно.
— Мне интересно. Благодарю. Где ты его встретила?
— Выследила. Он любил охотиться в парках.
— Проблем с ним не возникло?
— Арлекин ранен. Легко. К завтрашней ночи будет в порядке. Что прикажете делать с головой?
— Выброси. Думаю, не время отправлять Хранье посылки. Пусть гадает, что произошло.
Норико взяла голову за волосы и вынесла прочь. Господин Бальза посмотрел на рисунок, висящий на стене:
— Убивать вас поодиночке — просто. Но слишком долго. И невыгодно. Пропадут еще двое, ну… трое. И остальные поймут, что к чему. Начнут искать. Будут настороже. Нет, следует действовать более радикально.
Он подумал о том, что пришла пора задуматься о новообращенных. Один у него на примете был, но вряд ли этому обрадуется Кристоф. А малочисленный клан Нахтцеррет сейчас не в той форме, чтобы конфликтовать с кадаверцианом из-за мальчишки. Пускай и настолько ценного.
— Пожалуй, с ним придется подождать до лучших времен…
Его разговор с самим собой оборвала Рэйлен:
— Нахттотер! Норико просила передать вам вот это. Она нашла их в кармане пальто Лазаря.
Миклош кончиками пальцев взял маленькую разноцветную картонку и пробежал по ней глазами.