Основной конкурс (5 конкурс)
Шрифт:
– Ну и живешь ты, сра… стратег! В углу тараканище сидит, кушать просит…
Тебе-то что за дело, хотелось заорать мне, как нравится – так и живу! Что ж ты в самом деле, как баба-шепотуха!..
А он улыбается. Хорошая улыбка у него, только зуба одного переднего нет. Он же бог. У смертных воинов порой больше половины не хватает – на полях сражений посеяны.
– Есть у тебя золото, стратег? – спрашивает. Я и не отвечаю – сам не видит?
– А земля есть у тебя? Скот? Кони? Баба-раскрасавица?.
Я молчу. А он как рявкнет по-армейски:
– Ты кому тут молчишь?! Ты у меня знаешь кому молчать будешь?!
–
– Угадал! Ну так есть у тебя все, о чем я спросил?
– Нету, Воитель Преславный.
И тут он как хлопнет меня по плечу – я чуть в пролитые чернила не сел:
– Победишь – будут!
Одним словом, пропала моя башка. Обрядили меня в доспехи с серебряными страшными мордами, дали меч и копье, взгромоздили на белого коня… Сижу, как козел на заборе. Страшно и тяжко, а все одно захихикал: конь ко мне морду повернул, и такая она стала… как у старой тетки моей, когда я ребятенком паршивого котенка в дом притащил: эээт-тто што-ооо еще-о тако-ое?!
А сограждане радуются, довольные… придурки. Как же, стратег рассмеялся – хорошая примета! Победу предвещает!
Надо было мне, думаю, налопаться пред всем этим действом рыбешки маринованной да свежим молоком запить. Прямо на коне бы и обдристался. Была б им примета!..
И вот лежу я в лагере, в шатре, почти неживой после целого дня коня. Ну как может человек чувствовать себя живым, если кажется, что ни рук, ни ног, ни жопы у него уже нету, а есть что-то ноющее и отваливающееся?..
И думаю лишь об одном: ну почему, ну зачем Воитель выбрал меня?! Что-то не понимаю я то ли божественной логики, то ли божественного юмора…
А потом подумал я о Воле Богов – и вовсе дурно мне стало…
Волей Богов называют у нас поединок стратегов перед боем. Эти дикари длинногривые, союзники наши бывшие, тоже этот обычай чтут. Да я бы в свете завтрашней битвы на их месте его бы зачтил, даже если б раньше не чтил. Только поглядеть на их стратега – ну или как они его там на своем тарабарском зовут. И на нашего. На меня, да... Воля Богов – штука священная, важная, порой убьют стратега – и вся его армия враз сдается. Порой наоборот, вызверяется и прет, как стадо бешеных кабанов… Многое решает этот поединок. И отказаться от него стратег – если он муж храбрый и достойный – никак не может. Будь ты старик, юнец или вот такой дохлик-недотепа-растопыра, как я – бейся! Воля Богов себя явить желает людям!
Может, завтра и откроется мне – в предсмертном бреду – что на самом деле задумал Воитель… А по мне, так просто разлюбил он мой народ. Который слишком много стал кушать, слишком спокойно спать и еще стишки какие-то там слушать вздумал.
И тут мне одна мысль пришла… такая, что я, хоть и полутрупом лежал, аж подскочил. Приподнялся, за чашей с вином потянулся, хватанул – вкуса не понял…
И слышу смех знакомый. Стоит над моим скорбным одром Воитель и гогочет. И я даже понимаю, что он тут нашел смешного.
И вопрос мой из меня так и вылетел, я язык прикусить не успел:
– Преславный, а Преславный! Скажи-ка мне вот что. А у гривастых – свой бог-воин или они тоже тебя чтят и к их стратегу ты тоже приходишь?!
– То я тебе не в том виде хожу, то не туда, - ухмыльнулся он. – Что тебе за дело,
– Есть дело, - сказал я упрямо. – Хорошо мне будет, если ты и нашим, и вашим.
Он щелкнул меня по лбу. Больно.
– Для меня ваших и наших нет. Для меня есть сильный и слабый. Ясно… стратег?
Да, мне все ясно. Завтра к вечеру – если не к обеду - мои сограждане – те, кто остался дома – будут рыдать от горя, вопить от ужаса, стонать от боли, когда орда гривастых дикарей влетит в ворота нашей столицы. Орда-то вон она, а столица – вон она… И все потому, что Воителю нравятся только сильнейшие. И он мог бы, он же бог, незримо помочь мне в поединке – но он не станет. Я уверен.
Две армии смотрят на нас, двух командующих, медленно идущих друг к другу по чистому полю, под ясным солнцем. Для изъявления Воли Богов всегда выбирают ровный пятачок, без всяких кочек и кротовых нор. И обе армии дышат в спины своим стратегам – стоят настолько близко, насколько можно, чтоб не помешать поединку, но и разглядеть все подробности, слышать каждое слово, сказанное нами, ибо считается, что своего мы ничего не скажем – воля богов из наших уст.
Поединок этот всегда пеший, так уж повелось. Ну, на коне я бы выглядел еще смешнее. И так еле ковыляю под весом доспеха, меча и щита… И слышу смешки и впереди, и сзади. Поделом. Что ж.
Он идет навстречу так спокойно. Даже волосню не собрал, чтоб в бою не мешала – какой тут бой? – и с длинными прядями ржаного цвета играет ветерок. Он уже так близко, что я вижу серебряные украшения на его черной кожаной безрукавке – даже доспеха не надел, я ж его все равно не успею коснуться. А украшения эти вызывают во мне весьма уместную мысль: и мы считаем их дикарями? Ну-ну. Чего только нет в этом искуснейшей работы серебряном узоре… не то что мои глупые злые морды… А тут… Да. Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени… Что ж, умру от руки человека, который носит на одежде такую красоту, что назвать его диким и тупым язык не повернется. Умру от руки вождя людей, умеющих хоть чем-то любоваться на этом свете, кроме битв и пожаров, мятежей и грабежей.
Он уже близко – только раз мечом махнуть. Но он с преувеличенно учтивым видом смотрит на меня. Ах да, первым должен говорить я – стратег защищающейся армии. Это они, вылезши за свои пределы и презрев договор, пришли к нашей столице.
И я говорю… но что я говорю! Я знаю, что махать мечом не буду, ибо глупее ничего быть не может.
– Я не буду сражаться с тобой, хочешь – убей, - говорю я. – Я не стратег…
– Если стоишь здесь – значит стратег, - равнодушно отвечает он. И прав ведь – случайно к Воле Богов не примажешься. – А если ты не стратег, то кто ты тогда?
Для дикаря он удивительно чисто говорит по-нашему.
– Я поэт, - заявляю я. – Я пишу стихи.
– По мне, так хоть стихи пиши, хоть кур на хер натягивай, но коль ты здесь – ты стратег, - бросает он. И обе армии – ОБЕ! – одобрительно шумят.
– Слушай, стратег, - говорит он, - а вот земля есть у тебя? А золото? Серебро? Кони? Скот? Женщины?
Кажется, от кого-то я это уже слышал. И недавно.
– Нет, - отвечаю я.
– И теперь уже не будет, - звонко смеется он. Улыбка у него красивая. И все зубы на месте.