Основной конкурс (5 конкурс)
Шрифт:
Алюминиевые херувимы
Карта СССР похожа на схему разделки коровьей туши. Точь-в-точь, как та, что висит над витриной гастронома на углу.
Каждый раз, когда ты смотришь на нее – тебе страшно.
Это часть нашего национального характера. Это мы.
Мы - мясо и кровь.
Шея в районе Москвы, «челка» – Кубань, лопатка – Сталинград. Ребра – Татарская АССР, пашина и стейк – это там, где буряты, а антрекот примерно
Это наша страна. Это мы.
Ты с детства бредишь небом. Все эти сахарно-белые облака на пронзительно-голубом. Ты лежишь в лопухах, покусывая травинку. Смотришь, на что это похоже. На подлодку капитана Немо, на гордый профиль индейского вождя... Или на святого Георгия, воюющего со змеем. Или на ангелочков-херувимов, про которых так любила толковать суеверная бабка.
Мы все это давно изжили, все эти глупости. Религиозные предрассудки. Говорят, там, у НИХ – достаточно быть просто хорошим человеком. Если ты справился – в конце тебе дают пару крыльев и светящийся нимб. Ты можешь летать. Сколько угодно.
У нас иначе. В советской стране не дают крыльев кому попало.
Ты должен быть безупречен. Ты должен выдержать экзамен. Ты должен с детства бредить небом, следя, как скользит по этой васильковой глазури белый треугольник воздушного змея. Ты даже можешь сломать ногу при попытке запуска самодельного параплана из простынь и фанерных реек, с крыши сарая... Приземляешься туда же, в лопухи. С них все начинается, ими же заканчивается. Ты ударяешься носом в землю. Зарываешься в нее. Обнимаешь ее. Тебя закапывают в нее.
Это больно. Но больше ничего. Никаких там раскаленных сковородок и рогатых чертей. Никаких там парней со светящимися нимбами над головой.
Какой в них прок? Ты и так выдерживаешь все экзамены на «отлично». Тебе говорят, что ты здорово справляешься. Что ты далеко пойдешь. Это только твоя заслуга. Потому что ты и впрямь грезишь небом.
Только никто не может предугадать заранее – насколько далеко ты пойдешь.
Вот даже географически, где это? Что-то пахнущее апельсинами и солнцем, далеко за морем. Что там есть? Быки, коррида, Кармен, херес.
Еще там теперь война.
Ты едешь туда, потому что это твой долг.
Ты что-то вроде того велосипедиста из задачника. Того, что движется, с постоянной скоростью, из деревни Иваново в деревню Петрово навстречу другому парню.
Все точно так же, за исключением скорости и топонимов.
Цепляясь крыльями за тучи, вы идете раз в пять быстрей. Из Гвадалахары на Саламанку, в плотной облачности. По приборам.
На выкрашенных в защитный цвет фюзеляжах ваших «ишаков» - красные полосы. На хвостах – красно-желто-фиолетовый триколор.
У тех парней, что, как в задачке, идут вам навстречу – черные круги на белом. На хвостах – косой черный крест. Их вам не должно быть жалко. Они фашисты.
– Полоз, я Десна, пять минут до цели.
– Понял вас, Десна.
Низкий гул винта сроднился со слухом. В нем мнится позвякивание велосипедной цепи, бряцание велосипедных спиц.
Выжженный солнцем ландшафт внизу - как дачная дорога, по который ты гонял на велосипеде, охристо-желтая с колдобинами и камнями, обрамленная кустами одуванчиков и подорожника.
Распростершая крылья лиловая тень самолета внизу – совсем как тень от твоего велосипеда. Здоровенного и уродливого, но быстроходного.
Броневики франкистов на охристо-желтой неровности равнины – будто неповоротливые жуки. Поезда плетутся куда-то, там внизу, по своим делам - как трудолюбивые муравьиные цепи.
Белые бабочки-капустницы на фоне голубой синевы – они приближаются. Они идут вам навстречу. На их белых крыльях - черные круги. На их хвостах - косые черные кресты.
– Полоз, я Верста, мессеры на пять минут.
– Понял вас, Верста.
Она сказала тебе: «ты попробуй быть смелым, вдруг получится?»
Ты до сих пор ощущаешь пряный запах ее духов, сладкий вкус ее помады.
Она сказала тебе: «просто будь посмелей…»
Но тебе страшно. Как и тогда.
Та девочка, тогда, сто тысяч миллионов лет назад. Среди пестроцветья голубых васильков и солнечных одуванчиков, сказала тебе это, поглаживая раму твоего чудовищно-огромного велосипеда:
– Ты просто попробуй, вдруг получится?
Тебе было страшно, помнишь?
Хотя… что может случиться? Мы просто мясо и кровь. В конце-то концов.
Ты стал крутить педали и пошел, и понесся, и полетел – вниз по откосу, выше охристо-желтой равнины, выше подорожников, жуков, муравьев, бабочек-капустниц, рытвин и колдобин.
Ты полетел.
А дальше был – рывок через руль, разорванная рубашка, и жесткое приземление – ладонями и носом, как шасси, ты пропахал почти полметра вперед по дороге.
– Дурак, - сказал она. – Ты все сделал неправильно.
Ты сморгнул дважды, хлюпая носом. Понял, что сейчас разревешься, но не стал.
Кровь была на вкус соленой. И горячей. Всего-навсего кровь. Не страшно. Больно, да. Но не страшно.
– Давай дружить, - предложил ты.
Она посмотрела мимо тебя и вверх, на капустниц в высокой синеве, на кружево солнечных бликов между берез. Нервно теребила красные языки свои галстука.
Пожав плечами, поправила панаму.
Она всегда умела держать паузу.
– Ну, допустим, - сказала она.
И этого было достаточно…
– Полоз, я Верста, выходим на цель!
– Бомбы пошли!