Основной конкурс (5 конкурс)
Шрифт:
Как ни странно, это помогает. С ними легче.
Когда ты не можешь уже идти – ты ползешь. Потом чьи-то руки, широкие и теплые, так не похожие на те – руки из прошлого, узкие и холодные – касаются тебя. Подносят кружку, промокают лоб, меняют повязки, гладят по слипшимся волосам.
Ты лежишь в полубреду, считая лучики, глазки, заусенчики на плохо ошкуренных бревнах стены. Они складываются в причудливые узоры и странные лица. Как в детстве… А за занавеской звучит немецкая речь и женский голос говорит что-то, по-русски, про занемогшего мужа. И сильные, злые и холодные пальцы касаются твоей небритой, бородой заросшей щеки. Вертят так и эдак.
Совсем не страшно. Просто – горько. Тошно. Невыносимо.
Когда ты приходишь в себя, первым делом тебе хочется побриться.
Ты уходишь в начале зимы. На лыжах, с чудом забредшими в деревню партизанами. Они не хотят тебя брать – слишком слаб. Но ты говоришь: я выдержу. Я смогу.
Ты справляешься. Особенно хорошо выходит с теми железнодорожными путями. На них нарвался мотоциклетный разъезд вермахта – в вымазанных побелкой касках, с замотанными шарфами носами. Мозг кольнуло то холодное прикосновение, похлопывание по небритым щекам – благожелательное, без страха и неприязни. Унизительное. Тошное. Привкус желчи на губах.
Ты положил всех четверых, очередью от пуза, в одиночку. Четвертого ты догнал за оврагом и прикончил зазубренным ножом.
После того дела к тебе перестали присматриваться. Когда ты входил в землянку – уже не улыбались и не посматривали искоса – просто кивали и пододвигались, уступая место.
Раз в месяц вам сбрасывали патроны и продовольствие. До линии фронта было – как до неба.
Было холодно. Беспросветно. Страшно.
Но каждое утро ты брился.
Старик Макарыч, помнивший еще царскую муштру и выучку, приходил смотреть на это, как на спектакль. Стоял, поднося к сизым губам по-фронтовому накрытую ладонью самокрутку, посмеивался и поплевывал на сторону. Его сивая борода бритвы не знала со времен прихода Советской власти. Тщательно затоптав окурок, Макарыч ловил твой взгляд. Кивал. По-свойски. С пониманием.
Ржавая бритва зацарапала кожу до крови. Ты ругался вполголоса.
Делал так и раньше. И делал так спустя много лет, всякий раз поминая нечистого и кривясь. «А-а, сгинь ты, пропади совсем…»
Как в тот раз, на железнодорожных путях, когда пришлось тащить разом двоих наших раненных. Ты шел, цепляясь замерзшими пальцами за брезент. Ты брел, кашляя, ты спотыкался и матерился сквозь зубы, сквозь морозный пар.
Ругательства перемежая короткими молитвами, всплывавшими откуда-то из детства, доставшимися в наследство от суеверной бабки.
Потому что надо идти. Несмотря ни на что. Потому что это твоя профессия.
Ты пер по снегу сквозь бурелом, тянул за собой этих двоих. Матерился и молился – вперемешку. А херувимы лопотали что-то ободряющее, медово-глупое и в то же время радостное, правдивое, трепеща крыльями за твоим правым плечом.
Ты улыбнулся им уголком рта.
Не то чтобы ты сильно доверял поповским байкам.
Просто так легче идти.
– --
Атмосферики
В подмёрзшей за ночь земле корни кочевых деревьев стали хрупкими, ломкими. Первый порыв утреннего бриза слегка наклонил лесных великанов, и они с хрустким шелестом стали высвобождаться из почвы. Летучие пузыри в их кронах раздулись, заблестели матово в лучах рассветного солнца.
Атмосферики, с ночи занявшие места
Сола с любопытством разглядывала окрестности.
Долина, в которой кочующий лес провёл сезон, сверху напоминала чашу для питья – круглая, глубокая, с острым носиком. Сквозь этот узкий проход в скалах сейчас сочился тонкой струйкой горный ручей. Оставшись без леса, он не успеет набрать полную силу. Через пару дней морозы превратят его в полоску льда среди острых камней. И до весны опустевшая долина застынет без движения.
Северное небо подпирали суровые вершины, льдисто сверкающие на солнце. На западе и востоке до горизонта тянулись горные складки, прочерченные холодными речками. А внизу тем временем земля широкими уступами спускалась к синему морю. С высоты, уже набранной лесом, волны были почти незаметны. Лишь белые шапочки пены выдавали неспокойную воду. Сола вспомнила, как пронзительно пахнет морская волна, разбиваясь о берег, и ощутила жажду.
Слегка заложило уши. Сола сглотнула вязкую слюну, но это не помогло.
– Мама, я хочу пить!
– Потерпи, детка, тебе нельзя сейчас расходовать свою силу!
Атмосферики подтянули на каждом дереве связующие лианы и принялись сновать между помостами. Для всех наступило время завтрака. Едва Сола подумала об этом, то, даже не успев уловить запах готовящейся пищи, почувствовала себя ужасно голодной. Но надо терпеть, защита может понадобиться общине в любой момент.
Пить хотелось всё сильнее. В животе настойчиво урчало. Из своего плетёного креслица Сола не могла видеть, что делает мать, но характерные звуки и дрожание домашнего помоста подсказывали, что она готовит еду для младших. Обиды не было. Каждому своё: братья и сёстры Солы вырастут и станут крепкими общинниками. Они будут ловить северную рыбу, охотиться на южных зверей, заведут семьи и вырастят крепких ребятишек. Может быть, среди них даже окажется высокая ясноглазая девочка, похожая на Солу…
Наверное, ветер здесь, наверху, усилился. Иначе как объяснить слёзы, вдруг навернувшиеся ей на глаза?
***
Сола родилась настолько слабенькой, что все сразу поняли – к общине пришло спасение! Даже отец, мечтавший о первенце-мальчике, почти не расстроился. В тот год прежняя защитница лишилась своего дара перед самым началом сезонного перелёта, и атмосферики добрались до севера с большими потерями.
Община выхаживала Солу с особым тщанием. Важно было удержать в ней жизнь и в то же время сохранить тщедушность. Другого способа приманить чудесный дар не было.
Её первые желания были простыми – сладкий плод с ближайшей ветки, глоток холодной воды в жару. Но как только исполнители стали откликаться на мысленные просьбы, а плоды и вода словно сами по себе оказывались у её губ, взрослые принялись наказывать Солу. К счастью, девочка росла смышлёной и быстро научилась понимать, что именно от неё требуется.
***
– Мама, хотя бы глоточек, в горле совсем пересохло!
– Терпи, мы ещё слишком низко!
Сола вздохнула. Всё как всегда.